Мой ангел-хранитель
Шрифт:
– Я и так держу тебя за руку, любимая, просто ты не чувствуешь этого и ты её не ощутишь, - солгал Всеотец, с какой-то неподдельной болью закрывая глаз. Во сне лицо девы стало недовольным, а пальцы её по-прежнему шарили по простыням, пытаясь найти руку мужа.
– Сигюн, мне очень больно оттого, что ты с собой делаешь. Почему ты опускаешь руки? Почему не борешься за свою жизнь?
– спрашивает царь голосом младшего сына.
– Зачем мне жить, если тебя нет? Видишь, ты говоришь со мной, - с расстановками после каждого слова отвечает дева, - значит, я на правильном пути.
– Нет, это не так. Это не твой путь, Сигюн. Ты забыла, что на этом свете есть Нари, есть наш сын, который нуждается в тебе. Почему ты забыла о нем?
Сигюн начинает
– Родная, ты должна жить дальше, ты не должна сдаваться. Пойми, что своим бессилием ты делаешь мне больно, у Хель мне и так хватает мучений, но твои мучения для меня страшнее всего прочего. Прошу, одумайся, борись за свою жизнь ради сына, ради меня, даже если меня не будет рядом. Знай, что я всегда наблюдаю за тобой, держу тебя за руку, слышу тебя. Умоляю, живи, Сигюн, - если бы Сигюн или кто-то другой сейчас видели бы лицо Одина, они бы не узнали в нем ни взгляда, ни голоса, ни даже самого лица. Он весь словно был каким-то миражом. Но, к счастью, со стороны никто его не наблюдал, даже Сигюн не смела открыть глаз, наивно полагая, что все это только сон.
– Локи, но… Ты, - она пытается что-то возразить, но слезы затмевают любые слова.
– Пообещай мне, что ты будешь бороться, пообещай, что ты выберешься и будешь жить, - попросил он вполне серьезно. В ответ она смолчала, лишь тихо всхлипывая.
– Пообещай, Сигюн, - повторил он уже более требовательно.
– Хорошо… - осевший голос девы дрогнул.
– Я обещаю, Локи. Я обещаю тебе, только не уходи снова, не оставляй меня одну, - прозрачные слезы таят на её щеках, пальцы продолжают незаметно тянуться, на ощупь отыскивать родную холодную ладонь.
– Прости, любимая, - он с трудом сдерживается, чтобы не коснуться её кожи, не поцеловать её губы, он уходит, даже не обернувшись, он просто растворяется в воздухе, не издавая больше ни звука.
Сигюн открывает глаза, затуманенные слезами - комната пуста, в камине трещит огонь, за окном бушует дождь, стучится в окно вместе с ветром. Голос - мимолетное видение, исчезнувшее навсегда. Ей казалось, что он сидел прямо перед ней, но ей только показалось. Его нет рядом, он снова ушел, снова покинул. Она вновь тихо плачет, шепча лишь одно слово: “обещаю”.
Среди бесконечных осенних дождливых дней почти не было просвета. Солнце постоянно пряталось за пеленой серых туч, зато ночью, когда плотные облака таяли, на небо восходила серебристая луна, ведя за собой вереницу блестящих созвездий, украшая своими красотами небеса. Дни тянулись очень долго для Сигюн, хотя она не видела, как наступало утро, не знала, что за окнами уже день, и не не могла даже предположить, когда начинает вечереть, - все это потеряло для неё интерес. Она лишь существовала в этом мире, потому что ей нужно жить, нужно продолжать дышать, нужно заставлять свое чахлое, израненное сердце биться ради сына, ради любимого и единственного Нари, которого она не видела уже несколько дней. Служанки не приносили ей ребенка, боясь, что болезнь матери передастся ему, да и потом малышу не стоило видеть Сигюн в таком состоянии.
За окнами, не переставая, разгуливал дождь, иногда шумела гроза, и Сигюн невольно вздрагивала, когда за зелеными шторами сверкала яркая молния, когда раскат грома прокатывался по Асгарду, задевая самые скрытные уголки сего мира. Девушка сворачивалась клубочком на постели, зарывалась в одеяло, неотрывно смотрела на пляшущий огонь в камине, который отражался в её голубых глазах. Как же больно и одиноко, как же невыносимо осознавать, что все кончилось, и воспоминания она боится впускать в свой разум, боится даже подумать о его зеленых глазах, о тонком, приятном, притягательном голосе, о таких чувствительных прикосновениях. Иногда во сне, когда она невольно наводит сама себе сновидения, ей чудится, как его крепкие руки сжимаются на её талии, как он обнимает её, как бережно несет в своих объятиях, вытаскивая из горящего корабля.
Сигюн пытается заснуть, хочет спрятаться от этих воспоминаний, мыслей, укрыться от них, запереть навсегда сердце, разум, привыкнуть, что Локи больше нет, но каждый раз она понимает, как бессильна, как не способна сделать это, какими бы не были тщательными её старания, и все попытки забыть вновь превращаются в слезы воспоминаний, в горькие слезы, которые неустанно льются на подушки.
Рядом всегда Сигюн чувствует чью-то теплую руку, и рядом всегда оказывается верная Бирта, которая не покидает деву целыми днями, теперь даже помощи лекарши уже почти не требуется: Бирта сама заваривает травы, подает ванке, сама делает холодные примочки, чтобы сбить назойливую, хоть и легкую, температуру, которая стала появляться все реже. И Сигюн с равнодушными глазами, без тени любых чувств принимает лекарства, пищу, но с кровати ещё не встает. Пошевелить любой частью тела для неё не составит труда, но ей кажется, что и руки, и ноги её настолько полегчали, что их будто вовсе нет. Резкие движения венчаются головокружением. За все дни девушка не произносит ни слова, молчит, а по ночам Бирта слышит её тихий плач, когда Сигюн отворачивается к стене, к камину, куда угодно лишь бы никто не видел её слез. Пусть эта боль достанется только ей, и она сама справится, как и обещала мужу.
========== Глава 49 ==========
…Времена темных эльфов вновь прервались и на этот раз навсегда. Беда миновала Асгард и все девять миров. Народ не раз уже говорил, как все случилось, и только из уст людей можно было услышать достоверную информацию, в которой говорится о том, что Малекит после уничтожения его войска и корабля отправился в Мидгард с остатками своих воинов. Схождение миров коснулось Земли и там оно было видно лучше всего, словно могучий Иггдрасиль свел свои ветви вместе, соединяя непостижимые людьми миры. Сделать свое грязное дело Малекиту помешали Тор и его давние знакомые смертные, среди которых непременно находилась и Джейн. С помощью разработанных в ходе научных исследований приборов девушка сумела переместить Малекита в его мрачный мир и запереть его там навсегда под грудой обломков тяжелого корабля. Так все и закончилось, не считая, что инопланетная война все же нашумела по всем мирам, но героем, как всегда, остался Тор, и каждый народ благодарил его за помощь и защиту, без которых они точно бы не выжили.
Асгард теперь вновь настигли спокойные времена, о которых люди давно забыли. Забыли, что значит просыпаться и не думать, что сегодня будет напасть врагов, не бояться потерять кого-то из своих близких. Эти времена стали для них долгожданным облегчением, теплом после долголетней зимы, водопадом в солнечной пустыни. Асгард воспрянул под дождями и пасмурным небом, не теряя своего бывалого величия, своей мощи. Горькие потери и утраты, однако, до сих пор угнетали людей, и это, отнюдь, было неизбежно. Некоторые по сей день не могли смириться с мыслью, что больше нет добросердечной Фригги, не верили, что в Асгарде больше нет Тора, даже не верили, что в живых больше нет обманщика Локи, который достиг за свою жизнь лишь ненависти и страха посторонних, хотя сейчас люди говорят о нем как о неожиданном герое.
Тор же ушел в Мидгард, оставив правление отцу, оставив его перед сложным решением: кто же сядет на трон после его кончины. Люди старались не задавать себе эти вопросы, пусть это и теребило их, но они умалчивали о своих беспокойствах, не забывая, однако, что осталась у царя ещё принцесса Лафейсон на руках с маленьким сыном, потомком Локи, и эта дева и её ребенок - единственные, кто имеет отношение к царской семье Асгарда. Асы не знали, боялись ли они того, что Один решит сделать Нари наследником, в свете последних событий совсем немногие были не против этого, но большинство даже не хотело принимать тот факт, что на престол Асгарда однажды сядет принц Локисон.