Мой генерал
Шрифт:
— Уходите! — снова крикнула она, чувствуя, как по спине словно ползет что-то длинное и холодное, похожее на мокрый ремень, который она сжимала в кулаке.
— Хорошо-хорошо, — торопливо согласился он, — конечно.
Повернулся и пошел в сторону сетки теннисного корта. Марина, не отрываясь, смотрела, как двигается по песку черная отчетливая тень.
Сейчас уйдет.
Уйдет, и ей станет еще страшнее. Как она доберется до дома, зная, что он может подстерегать за каждым кустом?
— Подождите! — нервничая все сильнее, крикнула
Марина шагнула на песок. Мокрый язык ремня волочился следом.
— Вы… все время были здесь?
— Что значит — все время?
— Все время, пока я вытаскивала… это?
Она подняла ремень и потрясла им. Лица Федора Тучкова не было видно. Только невиданной красоты штаны светились как будто сами по себе.
— А что это такое?
— Ремень! — в нетерпении выкрикнула Марина. — Вы что, совсем тупой?! Я вытащила ремень! Помните, я вам говорила, что джинсы на… на покойнике почти не держались?
— Вы пошли ночью на пруд искать ремень от штанов покойника? — уточнил Федор и протянул задумчиво: — Поня-ятно.
— Да ничего вам не понятно! Я не могла пойти днем. Потому что днем убийца мог меня тут обнаружить!
— Ну ночью-то вас обнаружить, ясное дело, никто не смог бы, — согласился Федор. Как-то так непонятно согласился, что Марина опять заподозрила у него наличие чувства юмора. — Для верности вам нужно было надеть камуфляж, каску и со всех сторон понатыкать веток.
— Зачем вы за мной потащились?!
— Затем, что я подозревал что-то в этом духе.
— Что значит… подозревали?
— Я был уверен, что вы отправитесь на этот самый пруд. И меня это беспокоило.
— Почему, черт возьми, вы были уверены?!
— Потому что глаза у вас горели, как у кошки, когда вы мне излагали, что на трупе не было ремня!
— А почему, черт возьми, вас это беспокоило?!
— Потому, черт возьми, что все это может оказаться гораздо серьезнее, чем вы думаете, — вдруг холодно сказал он, — гораздо серьезнее, знаете ли!
В этом холодном, и очень мужском, и очень высокомерном гоне вдруг послышался Микки Рурк, и еще немного Ричард Гир, и отчасти даже Николас Кейдж или как там его…
И тут Марина неожиданно успокоилась.
— А я его все-таки нашла, — сказала она и с гордостью потрясла ремнем, — представляете?
— Почти нет, — признался Федор Тучков, — почти не представляю. Может быть, мы все-таки пойдем отсюда? Скоро рассветет.
— Еще не скоро.
— Скоро.
— Не скоро.
Марина чуть-чуть приблизилась к нему, а потом быстро пошла в сторону теннисного корта, обходя Тучкова Четвертого по дуге. Федор двинулся следом.
— А почему вы лежали на животе?
— Потому что ремень был застегнут. Вокруг сваи. Я его расстегивала.
— Застегнут? — переспросил Федор. — Совсем плохо дело.
— Почему?
— Ну, — неторопливо начал он у нее за спиной, — не думаете же вы, что покойник сам его так застегнул!
Марина
— Я вообще не понимаю, зачем его застегнули, — призналась она, — да еще… на свае. Зачем?
— Если покойник… не сам утонул, — буркнул Федор, — тогда понятно зачем.
— И зачем?
— Чтобы он не всплыл, конечно, — с досадой сказал он. — Его пристегнули к свае его собственным ремнем, чтобы он не мог всплыть. Яснее ясного.
— Господи, — пробормотала Марина. Узкий кусок кожи в руке вдруг стал тяжелым, как будто она тащила не ремень, а гильотину.
Они шли уже вдоль сетки. Сейчас чуть-чуть вверх, потом за угол, и станет виден ее открытый балкон с белой шторой, залитый изнутри ярким и безопасным светом.
— Наверное, я должна пойти с этим в милицию.
— Наверное, будет лучше, если вы немедленно об этом забудете, а ремень завтра выбросите обратно в пруд. Хотите, я могу выбросить.
— Как?!
— Так. Все равно… покойнику вы уже ничем не поможете, зато наживете себе проблем.
— Позвольте, — пробормотала до глубины души возмущенная Марина и даже приостановилась. Федор сразу оказался впереди, засверкали его необыкновенные штаны. — Позвольте, но ведь это же убийство! И это я — я! — поняла, что его… пристукнули! То есть не пристукнули, а утопили! Кроме меня, никто не догадался!
— Да и вам хорошо бы не догадываться!
— Да почему?!
Тут он остановился и повернулся к ней лицом, так что она почти уткнулась в него носом. Странное дело. От него легко и хорошо пахло, как будто непосредственно перед рейдом на прудик он принял душ и побрился. Марина принюхалась.
Интеллигентный французский одеколон как-то не вязался с пестроцветными спортивными штанами.
Ох, врет кто-то из них — то ли запах, то ли штаны!
— Мариночка, — проникновенно начал Федор Тучков, и Марина чуть-чуть отодвинулась, — то, что вы нашли ремень, ничего не значит. Ну, ремень и ремень. Того, что он был пристегнут к свае, никто не видел. Да и потом!
— Что потом?
— В милицейском протоколе написано «несчастный случай». Никто не напишет там по собственной воле «преднамеренное убийство». Ни один милиционер, знаете ли.
— Да мало ли что там написано! Это же убийство, и его надо расследовать!
— Ну, расследуйте, — хмуро согласился Тучков Четвертый.
Он ничего не знал о «приключении», которое она мечтала заполучить хоть один раз в жизни, — чтобы
Снегом занесло отель, как в пьесе Джона Б. Пристли, чтобы под подушкой у старшей горничной загорелый полицейский капитан нашел пузырек с надписью «мышьяк», купленный в деревенской аптеке, чтобы священник подслушал странный разговор, да и сам он, кажется, затевает что-то зловещее, недаром из-под его воротничка выглядывает нечто, подозрительно похожее на татуировку с головой змеи… Тут в самой гуще ее детективных мыслей некстати оказался Федор Тучков.