Мой испорченный рай
Шрифт:
— Тебе здесь не место, — рычит он.
— Спасибо, что просветил. Скажи это моей похотливой лучшей подруге. — Я хватаю сумку Куинн, которую уронила во время своего почти падения, и направляюсь в комнату Джейка. Дверь заперта. Охренительно.
Я поворачиваюсь обратно к двери Гранта и вздрагиваю, когда вижу, что Матео все еще там. Изо всех сил стараюсь не обращать на него внимания, даже когда его взгляд впивается мне в спину, а по коже бегут мурашки.
Бросаю все вещи в комнате Гранта. Украдкой оглядываюсь через плечо, надеясь, что Матео наконец-то ушел. И отшатываюсь. Он выглядит смертоносно.
Я не ожидала увидеть Джейка и Куинн в ближайшее время, и ни за что не хотела оставаться в доме наедине с Матео. Мне казалось, что он притаился за каждым углом, готовый выскочить и напугать меня. И решила, что лучше всего использовать всю нервную энергию с пользой. Я купила строганный лед22 в фургонах с едой и пошла по пляжу до залива Ваймеа.
Перед прогулкой поставила перед собой творческую задачу: фотографировать все, что вызывает эмоции. Когда добралась до Ваймеа, поняла, что мои снимки выброшенного пакета чипсов, наполовину зарытого в песок ствола дерева с вырезанными на нем именами, и множество различных береговых птиц, ковыряющихся в крошечных крабах, не выиграют мне стажировку.
Вздохнув, сажусь на песок, снова чувствуя себя немотивированной и желая ударить себя за это по лицу. Я помню, как мама во время короткого периода трезвости хотела уехать из Су-Фолс. Сказала, что, живя где-нибудь в другом месте, ей было бы легче оставаться трезвой. Она переехала в Рапид-Сити и через несколько недель снова появилась на пороге нашего дома под кайфом от героина. Мои бабушка и дедушка говорили, что человек не может убежать от своих проблем, потому что проблемы живут внутри него.
Интересно, может быть, это то, что происходит со мной? Возможно, моя проблема не в том, что находится перед объективом моей камеры, в конце концов, я нахожусь в самом фотогеничном месте в мире. Я начинаю беспокоиться, что препятствием могу быть я сама.
Легко было думать, что у меня настоящий талант к фотографии в моем замкнутом городе, где я считала, что мои снимки делают обыденное интересным. Но здесь, где реальная жизнь ярче, изменчивее и живее, чем может адекватно запечатлеть моя камера, боюсь, что сбилась с пути.
Как уловить скрытое очарование, которое невозможно увидеть невооруженным глазом?
Вот вопрос, на который мне нужно ответить. И быстро. Иначе вся эта поездка окажется напрасной.
Благодарная за козырек бейсболки, но жалея, что не взяла с собой солнцезащитный крем и немного воды, я отправляюсь обратно к дому. Вместо того чтобы бросить себе вызов на обратном пути, я пытаюсь отбросить свои очень человеческие, некультурные фильтры и глубже всмотреться в окружающее.
Увидеть по-новому.
Найти не очевидное, скрытое в красоте.
Если бы я только могла стать одним из тех фотографов, которые прославились тем, что просто оказались в нужном месте в нужное время. Как фотография Альфреда Эйзенштадта, на которой американский моряк целует женщину
Если подумать, я бы не хотела прославиться тем, что сфотографировала трагическую смерть. Но если бы наткнулась на такую удачу, я бы точно получила стажировку.
Погрузившись в свои мысли, я быстро иду обратно. Прошло несколько часов, с тех пор как я ушла, и полагаю, что Джейк и Куинн спустили пар. Теперь, когда солнце садится, они, должно быть, проголодались. По крайней мере, хотят пить.
Я направляюсь по пляжу к дому, когда замечаю группу парней, сгрудившихся возле группы пальм. Нет ничего необычного в том, чтобы увидеть серферов в группе, изучающих волны, только эти парни не смотрят на океан. Они стоят лицом друг к другу, и хотя они не ведут активной борьбы, их энергия излучает напряжение. Мои шаги замедляются, когда группа расступается, и я вижу Матео. Его пристальный взгляд излучает опасную вибрацию, которая включает все мои внутренние предупреждающие сирены. Вглядываюсь в лица парней, с которыми он находится, ища Джейка, Гранта или даже Шона, но я никогда не видела этих парней раньше. Даже на вечеринке. Я бы запомнила, потому что, как и Матео, они чертовски пугающие, даже на расстоянии. Чем больше наблюдаю за ними, тем больше они кажутся властными.
Я отступаю назад к выступу из песчаника и деревьев, отделяющему пляж от улицы, и подношу камеру к глазу. Мой объектив достаточно мощный, чтобы различить черты лица — татуировки, множество мускулов и взгляд «не связывайся со мной». Это еще не все. У нескольких из парней татуировка, как у Матео в виде треугольника.
Затвор моей камеры щелкает, как будто решает, что я вижу что-то, что стоит запечатлеть, хотя мой мозг еще не догнал эту идею. Не знаю, что они делают или о чем говорят, но Матео выглядит как всегда смертоносно. Его когда-нибудь обнимали в детстве?
Его поза становится жесткой, когда он смотрит на воду. Гадая, что же привлекло его внимание, я поворачиваю фотоаппарат в надежде развеять свое любопытство, но не нахожу ничего, кроме голубого неба, быстро переходящего в миллион оттенков оранжевого, и мощных разбивающихся волн. Я делаю снимок. Потом еще один. И поворачиваю объектив назад.
— Черт.
Матео отделился от группы и идет прямо ко мне. Я опускаю фотоаппарат и молюсь гавайской богине Пеле, чтобы она разверзла землю под моими ногами прежде, чем парень доберется до меня.
Моя молитва остается без ответа.
Я встаю со своего присевшего положения как раз в тот момент, когда он подходит ко мне и заглядывает в лицо.
— О, привет. Приятно встретить тебя здесь…
— Отдай камеру, — рычит он.
Я стараюсь не замечать его густые, длинные ресницы и то, как они придают мягкость его резким, мужественным чертам лица.
— Ни за что.
Он хватается за ремешок, обмотанный вокруг моей шеи, и притягивает меня ближе.
Я стараюсь не обращать внимания на то, как костяшки его пальцев прижимаются к моей грудине, или на то, как мое тело словно оживает, когда он так близко.