Мой Лерой
Шрифт:
– Даже страшно подумать, что я мог тебя потерять, – уткнулся он носом в мои пыльные волосы.
– Феникс, я… – мне вдруг захотелось ему все рассказать, но я остановилась.
– Да, я чувствую это тоже, – вдруг странно ответил он.
– Что? – запутавшись, тихо переспросила я.
– Любовь!
Я лишь ответно уткнулась в него носом, обессиленная бессонной ночью и тяжестью своих секретов.
Мы договорились встретиться только завтра, и, сославшись на усталость, я уже очень скоро была дома. Положив обшарпанный ящик на стол, я выдвинула стул и села перед ним так, словно он сейчас откроет створки и начнет рассказывать мне свои тайны.
«Что там может быть? Что-то опасное? Ядовитое, радиоактивное? А может вирусы или новые болезни?! Какие глупости…» – замотала я головой и вооружилась лазером для резки.
Замок был вскоре срезан, но герметично приклеенная крышка приросла намертво. Проделав в ней лазером пару дополнительных отверстий, ящик издал вдох, словно ожил. Понимая, что могу повредить содержимое, я аккумулировала телекинез и, сделав небольшое усилие, отворила крышку. Внутренность контейнера заслепила глаза – это была скомканная фольга, заполнившая все его пространство. Ещё немного телекинеза и в ее слоях обнаружился прямоугольный чёрный блокнот. Я осторожно коснулась его ногтем, пытаясь понять, не рассыплется ли он в пыль, но он казался в меру сохранившемся. Подцепив толстую обложку, я медленно открыла твердый переплет. Первая страница оказалась пуста, и намертво приклеена временем к последующему слою.
Судорожно ища вокруг себя тонкий прочный предмет, я схватила с полки голографическую фотографию из тончайшей сверхпрочной графитовой пленки. Стараясь подцепить присохшую страницу, я ощутила мелкий тремор рук.
«Нет, так дело не пойдет!»
Я вытерла вспотевшие руки и приготовила свой бескофеиновый кофе.
Глава 4
Лерой
Отойдя от переживаний, я, не дыша, разделила страницы. Справа красивым почерком начиналось письмо.
«Меня зовут Лерой, и мой мир умирает. По профессии я пилот, но люди на Земле уже давно никуда не летают.
Сегодня второе апреля две тысячи тридцать восьмого года. Вчера я похоронил свою сестру. Она умерла от тяжелой болезни, которой сейчас болеют практически все. Она была еще ребёнком и жила, не придавая значения таким важным мелочам, как мытье рук и безопасная дистанция с другими детьми. Мне будет очень ее не хватать. Ее глупых песен по утрам, капризов, отказов от еды и ее милых рыжих кудряшек. Но я за нее даже рад, потому что очень надеюсь, сестра теперь в лучшем мире, чем этот. Я не сообщил комиссии о ее смерти, чтоб наш дом не ограничили на двадцать пять литров воды в день, полагающиеся одному живому человеку. Ее поек еды сегодня я отнес старику сверху. Он очень рад. Его дочка беременна, и ему не придется умирать, когда родится малыш. Очень надеюсь, что для твоих ушей это покажется настоящей дикостью. Мне бы не хотелось, чтоб в будущем было так же. Но, к сожалению, сейчас это норма. С появлением нового члена в семье, старый обязан умереть, дав возможность выжить потомку.
Я бы хотел смотреть читателю этого дневника в глаза, рассказывая свою историю, но думаю, уже скоро от нас всех ничего не останется, и никого, кто бы мог поведать о последних днях человечества на планете Земля».
В дверь постучали, отвлекая меня от чтения. Я тихо закрыла крышку ящика и задвинула его под диван. Сердце колотилось, как бешеное. И сделав несколько глубоких вдохов, я приоткрыла входную дверь. Там стоял Эндрю. От непонимания цели его визита я рефлекторно нахмурила брови.
– Мэри сказала, ты прекратила раскопки.
– Как быстро по долине разносятся новости, – съязвила я.
– Ты же знаешь, мы с ней с детства дружим.
– Какая крепкая дружба!
– Можно мне пройти? – устав стоять в дверях, напористо спросил он.
Я открыла шире дверь и отошла на кухню.
– Франциско хвастается своим кофе, который есть лишь у тебя.
– В этом нет моей вины, зерна должны созреть. Дерево еще слишком юное, чтоб давать большие урожаи.
Я нехотя, но всё ж засуетилась на кухне с готовкой кофе, как вдруг услышала странную фразу.
– Я вижу, ты еще нас не забыла…
Резко обернувшись, я увидела в руках Эндрю наше совместное фото. По какой-то нелепой ошибке первая фотография, которую я схватила с полки, чтоб расклеить страницы, оказалась именно она.
– Да нет же, я…
«А что я? Что я? Не рассказывать же ему правду! Особенно Эндрю – сыну старейшины Вармалда!»
– Я тоже вспоминаю. Очень часто, между прочим, – ставя фото на полку, он развернулся и вольготно сел на диван.
Еще в воскресенье я воображала, что именно он принес мне Леопольды. Сегодня вторник и этот самоуверенный тип уже начинал не на шутку раздражать.
«Что произошло? Он изменился? Эндрю навряд ли способен на это, так как считает себя идеальным. Значит, изменилась я!»
– Как прошли твои раскопки?
В животе расползлось холодом.
«Он что-то знает от Франциско? Ох, как я надеюсь, что мой друг смог сохранить эту тайну. И сможет хранить еще долго… »
– Там копать опасно, – я подала Эндрю кружку, стараясь не смотреть ему в глаза, – ветер набирает больше турбулентности, и торнадо разрушают даже самые крепкие шахты.
– Я рад, что все обошлось, – Эндрю сменил тон с надменного на заботливо трогательный.
– Да, мама бы не пережила.
От него снова послышался наигранный вздох.
– Ты что-нибудь нашла там, чтоб труды не показались совсем напрасными?
– Нет, я не успела.
– Ты расстроена? Разочарована?
– Нет, не расстроена, – сухо ответила я.
– А что ты вообще собиралась там найти? Пять тысяч лет не малый срок!
Я не смогла долго сидеть с ним рядом. То ли от злости, то ли от того, что приходилось лгать, меня постоянно трясло. Подскочив с места, я подошла к окну и пригубила горячий напиток, вглядываясь вдаль.
– Не знаю, – пожала я плечами, – но теперь мы хотя бы знаем, что это место опасно для Альберто с его лабораторией. Или твой отец против летательных технологий тоже?
– За Альберто не переживай, мы нашли ему подходящую скалу для опытов. Мой отец очень даже поддерживает идею найти лучшее место для наших потомков и улететь отсюда. Чтоб наши с тобой дети начали свою жизнь в лучшем мире, – спокойно объяснил он, интонацией выделив фразу «наши с тобой».
Он все еще раздражал меня, но после этих слов вскипевшее негодование здорово остыло. Что бы там не произошло в далеком или не очень далеком прошлом, но старейшины безусловно старались защитить свое потомство, то есть нас всех. Стало быть и вправду заботились об улучшении всеобщего положения.