Мой Лерой
Шрифт:
– Клянусь, остыла, – не понимая зачем, я врала. Возможно не желая отгонять его навсегда, я снова попросила, – просто дай мне время. Слишком много всего свалилось. На меня давят сверху, желая закрыть проект, я же чувствую, что копаю не зря. Мне нужно еще немного времени на все это.
– Я не любитель тянуть, – взглянул он на однообразный пейзаж, – и считаю, если любишь, то терпеть и ждать невыносимо. Но в разы невыносимей потерять навсегда надежду быть с тобой.
Эти слова меня тронули, и я взяла его за руку. Изначально потеряв общий язык, мы вдруг приобрели нечто большее –
Вмонтированные в гору ветряки снова завелись, как сумасшедшие.
– Придется знакомить тебя с мамой.
Феникс наигранно улыбнулся и удивленно округлил синие глаза.
– Уже? Так быстро? Ты хорошо подумала?
Я в шутку пихнула его в плечо, и Феникс обнажил свои ровные белые зубы. Поднимаясь по лестнице, мы отчего-то без малейшей на то причины, взялись за руки.
– Мам, там снова буря. И я не одна.
Она выбежала, удивленно улыбаясь незнакомцу.
– Мама, это Феникс!
– Феникс, это моя мама, Гарония.
Он галантно поцеловал ее руку, словно играл в рыцаря.
– Какой милый молодой человек, – растаяла та, – надеюсь, будете теперь у нас почаще.
– А я уж как надеюсь! – продолжал свою игру этот артистичный парень.
Мама засуетилась на кухне, а мы прошли к окну. Феникс приблизился к стене с фотографиями и внимательно осмотрел их прищуром, заложив руки за спину.
«Так хорошо сложен» – пронеслось в мыслях.
Даже эти рабочие брюки с нелепыми карманами сидели на нем безупречно. Сильные руки обтягивала тонкая трикотажная кофта, а мужественные запястья украшали милые браслеты из бечевки и деревянных бусин.
– Твой отец хорошо знал моего деда. У нас дома есть их совместное фото около лунного шаттла.
– Хорошая память, – вмешалась мама. – Им тяжело пришлось тогда. Выживали, чтоб мы могли жить.
Я слышала эти истории тысячу и один раз. О том, как тяжело было сохранить технику и грузы с земли. Как прародители голодали, если урожай пропадал из-за метеоров, пробивающих силовой купол. О том, как они учились быть сильнее, выбрав эволюцию сознания, вместо технического прогресса. И о том, как надеялись когда-нибудь вернуться домой.
– Жаль только, что мы так хорошо все помним о Луне, но совсем ничего не помним о Земле, – с укором заметила я.
– Она и тебя, наверное, этими разговорами уморила? – не отводя глаз от Феникса, оправдывалась за меня мать.
– Конечно, ведь мы копаем вместе! – он снова заблестел зубами, игриво бросив в меня косой взгляд.
– Давайте, дети, к столу! Наши прародители голодали, чтоб не голодали мы.
За непринужденной беседой я не заметила, как взошла луна. Такая холодная и неизбежно отдаляющаяся от земли круглая безжизненная скала. При лунном освоении первые миссионеры обнаружили в ней пустоты. Связывая их коридорами и выбивая все новые пазухи в коре рыхлого спутника, люди нарушили лунный центр тяжести, что привело к необратимым последствиям. Наш каменный спутник потерял равновесие, начав скакать, словно безумец, то близко подходя к земле, то сильно от нее отдаляясь. Погода изменилась навсегда, принося с собой безумные бури в пустоши и цунами к берегам океана.
– Я отвезу тебя домой, уже поздно.
– Он
Феникс с надеждой посмотрел на меня, но тут же ответил отказом. Он хорошо усвоил урок действовать без спешки, желая завязать действительно крепкие и долгие отношения.
– Я могу остаться у друга, он живет всего в двух пещерах от Ленны.
– Езжайте быстрее, тогда. – И сразу сообщи мне, что доехала, – уже прощаясь со мной, попросила мама.
Связаться с ней значило настроить телепатический канал, появившись у нее перед глазами, и пожелать спокойной ночи.
Мы ехали в тишине, наслаждаясь комфортным молчанием. Этот день много значил для наших отношений, и я ощутила приятные переживания, как только его губы коснулись моей щеки.
– Спокойной ночи Феникс, – прошептала я.
– Спокойной ночи, дорогая, – ответил он, произнося это слово как-то по-особенному, словно между нами навсегда образовалась незримая связь.
Поговорив с мамой, я не находила места. Мне следовало бы лечь спать, но мысли, что уже завтра на месте раскопок не останется и следа от воронки, не давали мне покоя. Вооружившись двумя мощными фонарями и портативным датчиком изменения скорости ветра, я снова сидела в машине. Нерешительно заведя мотор, я все же спустя минуту неслась к плато. Мой датчик запищал всего в нескольких километрах от точки, и я ускорилась, чтобы успеть укрыться.
Вскоре я снова была на плато. Буря прошла, оставив очередной слой песка в углублении. Нырнув туда, я прокатилась до самого дна и вытащила из матерчатой сумки совковую лопату. В долине ручной труд не приветствовался, но я была слишком слаба в темноте, чтобы копать телекинезом. Пару раз лопата ударила о сталь, разбудив странную вибрацию каркаса. Я продолжила копать и наткнулась на камень. Подкопав под него, инструмент с легкостью ушел вглубь. Сдвинув глыбу с места, я поскользнулась и провалилась вниз.
Испугавшись, что пролечу десятки метров прежде, чем достигну дна, я уцепилась за каркас. Пустота разверзлась, поглощая меня, однако ноги нащупали рыхлую почву. Нос сковал неприятный запах. Похоже что-то смешалось с кислородом, породив новое токсичное соединение. Я натянула кофту на нос. Светя фонариком, я все еще не могла рассмотреть, во что вступила. Не чувствуя твердой почвы, я тщетно перебирала ногами, стараясь отделаться от липкой массы. В следующее мгновение истошно запищал датчик.
«Взять образцы и в укрытие!»
Я одела перчатку и наклонилась вниз, жмурясь от ядовитых паров. Вещество плохо распадалось, и мне пришлось буквально отодрать небольшой пласт. Вывернув перчатку, я запечатала в ней находку. Упаковав ее в герметичную колбу и спрятав в сумку, я подтянулась на каркасе к штырю. Ботинки пристыли намертво, и порыв сильного ветра заставил меня нагнуться и развязать шнурки. Я подтянулась снова, не с первого раза вытянув тело из дыры. Карабкаясь по склону, я услышала жуткое завывание прямо за своей спиной. Не чувствуя острых камней, я рванула в укрытие. Мне повезло, что машина оказалась в шахте, иначе я бы ее сегодня потеряла.