Мой мальчик

Хорнби Ник

– Как бы там ни было, он уже все глаза выплакал.

– Правда?

– Правда. Хлюпает, как маленький ребенок.

Это безмерно приободрило Маркуса, и он решил, что с удовольствием поедет к Рейчел.

Оказалось, сбежать из гостей было самым лучшим, что он мог сделать. Если бы он знал, что все закончится так благополучно, он не стал бы паниковать, когда Уилл нашел его на автобусной остановке. Он бы просто подмигнул ему, как старая мудрая сова, и сказал: «Подожди, еще увидишь». Когда они вернулись, все совершенно изменилось: все вели себя так, словно понимали, зачем сегодня собрались, вместо того чтобы притворяться, что обед устроен лишь для того, чтобы дать возможность Али и Маркусу поиграть вместе на компьютере.

– Али хочет тебе кое-что сказать, Маркус, – сообщила Рейчел, когда они вошли.

– Маркус, извини меня, – захныкал Али, – я не нарочно тебе все это наговорил.

Маркус не понял, как можно «не нарочно» грозиться убить кого-то, но не хотел раздувать скандал; хныканье Али внушило ему великодушие.

– Ничего, Али, – произнес он.

– Хорошо, пожмите друг другу руки, ребята, – велела Рейчел, что они и сделали, правда, рукопожатие вышло достаточно странным и глупым. Они трижды тряхнули руками вверх-вниз, да так сильно, что Уилл и Рейчел рассмеялись; Маркуса это задело. Как раз он-то умеет жать руку – все это дерганье устроил идиот Али.

– У Али с этим вечные проблемы.

– Да и у Маркуса тоже. Ведь правда, Маркус?

– О чем ты? – Маркус на мгновение отвлекся. Он задумался, есть ли связь между слезами Али и его жестокостью: обязательно ли вывод, что он тряпка, следует из того, что он так быстро распустил нюни? Или он просто ненормальный, который оторвет тебе голову голыми руками, не переставая хлюпать носом? А может, слезы – блеф и Маркусу грозят еще худшие неприятности?

– Ну… ну, ты понимаешь… об этом.

– Да, – сказал Маркус. – Да, так оно и есть. – Он был уверен, что по ходу дела поймет, с чем так охотно согласился.

– Просто вырабатывается стереотип, и тебе начинает казаться, что всякий новый человек представляет угрозу.

– Ты абсолютно прав. Тем более что последний парень, с которым я… – Рейчел осеклась. – Извини, я не собиралась тебя с ним сравнивать. Я не имею в виду, что, ну, ты понимаешь… – Она окончательно запуталась.

Уилл улыбнулся.

– Ничего, – мягко сказал он, Рейчел посмотрела на него и улыбнулась в ответ.

Вдруг Маркус понял, почему таким людям, как Рейчел и Сьюзи, – милым, симпатичным женщинам, которые, казалось бы, не должны обращать на таких парней никакого внимания, – может нравиться Уилл. Он смотрел на них так, как никогда не смотрел на Маркуса: в его взгляде было нечто особенное, какая-то мягкость, которая – Маркус имел возможность убедиться – срабатывала безотказно. Слушая разговор, он решил потренироваться: сначала надо сощурить глаза, а потом пристально всмотреться в лицо собеседнику. Интересно, а на Элли это подействует? Она, наверное, просто покажет ему средний палец.

– Как бы то ни было, – продолжала Рейчел, – последний парень, с которым я встречалась… Он был далек от совершенства и уж точно не мог понять, какое место Али занимает в моей жизни, и в конце концов они… отношения у них были не лучшие.

– Да, странный был парень, – согласился Али.

– Вы меня извините, что вечер приобрел такой… откровенный характер, – сказала Рейчел. – Я понятия не имею… Просто не знаю, мне показалось, что на Новый год… – Она состроила рожицу. – Господи, как неудобно. И во всем виноват ты, Али. Нам не стоит сейчас об этом говорить.

– Все нормально, – весело успокоил Маркус. – Вы ему действительно нравитесь. Он сам мне говорил.

– Ты что, окосел? – спросила Элли у Маркуса после занятий в понедельник.

– Наверное, – ответил Маркус, потому что сказать это было проще, чем признаться в том, что он практикует на ней приемчик, которому научился от Уилла.

– Тебе, видимо, нужны новые очки.

– Ага.

– А разве бывают очки сильнее этих? – съязвила Зои. Она не пытается его задеть, решил Маркус, ей просто любопытно.

Проблема заключалась в том, что, в отличие от Уилла и Рейчел, которые могли сидеть, переглядываться и беседовать о том, как симпатичны они друг другу, сейчас, после школы, Маркус с девчонками шел в газетный киоск и ни о чем таком не разговаривал. Из-за того, что они брели по улице, Маркусу приходилось постоянно выгибать шею, чтобы состроить Элли глазки, и, ясное дело, при этом он выглядел довольно странно; но беда была еще и в том, что они с Элли никогда не сидели друг против друга. Они торчали у автомата с газировкой и иногда, как сегодня, встречались после школы, чтобы просто послоняться по округе. Что же ему оставалось делать? Как можно смотреть кому-то в глаза, если все, что удается увидеть, – это уши?

В магазинчике было полно детей из школы, и хозяин закричал на кого-то из них, чтобы уходили. Он был не то что мистер Патель, который никогда ни на кого не кричал и никого не выгонял.

– Никуда я не выйду, – огрызнулась Элли. – Я не ребенок, я – покупатель.

Она продолжала шарить глазами по витрине с конфетами, готовая протянуть руку, как только заметит что-то интересное.

– Тогда ты, – велел он Маркусу, – выйди-ка.

– Не обращай внимания, Маркус! – взбесилась Элли. – Это нарушение прав человека. Он считает тебя воришкой только из-за твоего возраста. На него за это можно подать в суд.

– Не волнуйся, – ответил Маркус, – мне все равно ничего не нужно.

Он вышел и начал читать объявления на витрине: «Продаются детские пресвитерианские униформы»… «Продаются футбольные бутсы фирмы „Пума“, 5-й размер, в коробке».

– Да ты извращенец, Маркус.

Это был Ли Хартли с парочкой своих приятелей; пока в этой четверти Маркусу от них не очень доставалось, видимо, потому, что он общался с Элли и Зои.

– Что?

– Да ты, наверное, и не знаешь, что означают все эти объявления, да?

Маркус не понял, как первая фраза соотносилась со второй: если бы он был извращенцем, то наверняка знал бы, что означают все эти объявления, – но он пропустил это мимо ушей, как всегда делал в таких случаях. Один из приятелей Ли Хартли протянул руку, снял с Маркуса очки и напялил их на себя.

– Мать твою! – воскликнул он. – Неудивительно, что он не врубается.

Пару секунд он крутился на одном месте, вытянув перед собой руки и издавая хрюкающие звуки, которые, по-видимому, должны были означать, что Маркус в каком-то смысле умственно неполноценный.