Мой препод Укротитель
Шрифт:
Оба помолчали. Затем аспирант поднял с земли нож, щелчком сложил, убрал в карман и безбоязненно шагнул к вновь захныкавшему от страха котёнку. Присел на корточки.
– Мда… Не думал я, что эти твои кошкоты разумные…
Я робко подступила на шаг.
– Это плохо?
– Не то чтобы очень, – напряжённо хмурился Бранов. – Просто я собирался считать информацию с него, вернее, с неё. Но с разумными у меня такая штука никогда не выходит.
– Считать информацию? – я в страхе прижала ладонь ко влажному лбу. – Погодите… Вы мысли,
Аспирант как был, на корточках, развернулся ко мне и недоумённо вскинул бровь.
– Где в моих словах ты услышала «читать мысли», Мика?
– Да кто вас знает, – насупилась я. – Раньше я и подумать не могла, что вы в книжки телепортируетесь. Так что правы мудрые люди, внешность бессовестно обманчива.
Бранов тихо цокнул и вновь склонился над кошкотом.
– Расслабься, Вознесенская, – проговорил негромко, чтобы не пугать и без того перепуганный насмерть шерстяной комок с ушами. – Мысли я не читаю. Да и сказал же, с разумными подобное не прокатывает. А ты, хочется верить, разумная. Хотя согласен, внешность штука обманчивая.
– Ну вот и хорошо, раз не читаете, – пропустила я колкость мимо ушей. – Мои мысли, только мои. Нечего там… посторонним шастать.
Бранов тем временем повёл головой, и я уверена была, аспирант хитро скосился на меня.
– Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Мика, что и мысли свои показать стыдно?
– Я вообще о вас не думаю! – воскликнула запальчиво, и Бранище недоверчиво хмыкнул.
Подумать страшно, если бы аспирант вдруг залез мне в голову. Там такой кавардак! Кентавры табунами, кошкоты, драконы, чернокрылые ангелы, к слову, жутко напоминающие всяких-яких аспирантов…
В общем, точно бы вовек стыда не обралась.
Я с трудом сдержала смешок и надавила на висок пальцами. Голова не на шутку разболелась, а череп словно в тиски взяли. Чую, аукнутся мне все переживания. Как только вернёмся домой, точно на неделю в спячку уйду.
– Так что с кошкотёнком-то делать будем? – поспешила я сменить тему. – Есть идеи?
– Ни одной, – честно признался аспирант, а затем упёрся ладонью в землю и буквально навис над тощим тельцем. – Эй, ты знаешь, где твои сородичи?
Малость пришедший в себя кошкот не ответил. Вновь начал бессвязно молить о пощаде, а заодно пытаться отодвинуться от Бранова на безопасное расстояние. Толкался задними лапами, отчего растревоженная сеть снова зазвенела. Котёнок захныкал от боли.
– Не двигайся! – отпрянул Бранов. – Сеть сжимается и ранит.
Кошкот замер, сопя. Похоже, он столько страданий уже вынес, что болью больше – болью меньше, всё едино. Сказали замереть, значит, замрёт. Что угодно сделает, лишь бы не прирезали.
– Как тебя зовут, ты меня слышишь?
Аспирант снова склонился над котом, но тот лишь стонал и грёб лапами землю. Навряд ли понимал, что происходит. Бал правили инстинкты и желание выжить любой ценой.
– Без толку. Она едва сознание не теряет, – Бранов поднялся
– Уйдём? Бросим котёнка умирать?
Я едва не охнула. В голове такое не укладывалось, но аспирант растерянно развёл руками.
– А какой от него теперь прок? Я надеялся его считать, но теперь не смогу. Да и раны серьёзные. Чем мы поможем?
– Но мы же не можем её бросить! – упёрлась я и гневно воткнула рогатину в землю.
Бранов вздохнул. Поачал головой, но на удивление заговорил спокойным, профессорским тоном.
– Мика, это всего лишь книга. Сказка. Выдумка. Здесь всё не по-настоящему.
Но для меня всё было реальным. Реальным настолько, что оставить безобидную кроху в лесу истекать кровью было выше моих сил.
– Может, попробуем забрать котёнка в наш мир? Там хотя бы антибиотики есть, бинты…
Я с жалостью посмотрела на окровавленные лоскуты на плече аспиранта. Ему тоже йод и перекись водорода не повредили бы.
– Нет, – сказал как отрезал Бранов. – Если заберём кота в реал, откроется тоннель, и всё станет только хуже. Нет, – нервно покусывая губу и морща лоб, повторил аспирант, – потеряем слишком много времени. И не факт, что я за Оксаной вернуться смогу. Не пустят.
Я горестно вздохнула. Выспрашивать подробности про «тоннели», кто эти таинственные, что нас обратно «не пустят», и прочую перемещенческую белиберду времени нет. Без того уже слишком долго стоим на месте. Оксана до сих пор неизвестно где, и чёрт знает, что с ней сейчас происходит!
В висках вновь зашумело. Лоб отяжелел. Хлынул новый поток знаний, и виски заломило с удвоенной силой. В неразберихе слов и образов с трудом удалось вычленить одну-единственную оформленную мысль: кошкоты, вопреки моим представлениям, оказались разумными, а значит…
– Быть может, с ними договориться можно? – негромко предложила я. – Всё равно где Оксану искать, мы понятия не имеем, так, может, хоть они подскажут?
Я неловко умолкла. Идея, мгновение назад горевшая в мозгу, вдруг показалась глупой и безответственной.
Аспирант забубнил что-то, похожее на «может сработать» и «я всё равно брешь отыскать не могу», «не выходит почему-то, а они могут знать».
– Нужно взять кошкота с собой, – подала я голос, прервав поток бессвязных Брановских рассуждений. – Ян Викторыч, оставлять здесь точно нельзя! Умрёт. И пусть это лишь книга, если бросим котёнка, я себе не прощу. Это же живое существо! Это убийству равносильно будет.
Глядеть на аспиранта я боялась, равно как и услышать издевательский смех. Но Бранов не засмеялся. Даже не хмыкнул. Вместо этого вдруг решительно стянул с пояса свитер и расстелил на земле.