Мой Рагнарёк

Фрай Макс

Теперь мое внутреннее чудовище собиралось разобраться с «этим выскочкой Сетхом», – ни малейшего уважения к древнему египетскому божеству оно, ясное дело, не испытывало. И,как ни дико это звучит, но у него – то есть у меня! – были все шансы на победу.

Я сам не очень-то понимаю, каким образом мне удалось оказаться в самом центре черного пятна, повисшего над храмом. Подозреваю, что я просто взмыл в воздух, как истребитель с вертикальным взлетом, в лучших традициях старомодных комиксов.

Тьма вела себя как живое существо и отчаянно

сопротивлялась моему вторжению. Она ненавидела меня так, что от ее ярости у меня ныл живот. Впрочем, мои манеры тоже оставляли желать лучшего: я рычал от удовольствия, когда чудовищные клешни, в которые превратились мои руки, разрывали в клочья этот сгусток живой тьмы. Я жадно впивался зубами в невидимые, но осязаемые, дрожащие от боли тугие волокна, которые – тогда я знал это без тени сомнения – были чем-то вроде артерий этого древнего существа, вызванного к жизни не то гневом Сетха, не то просто причудливой прихотью моей стервозной судьбы.

Все это безобразие закончилось внезапно и как-то очень буднично. Я с изумлением обнаружил, что больше не демонстрирую восхищенной публике свои выдающиеся способности к левитации, а просто стою на небольшой ровной площадке, на самой вершине храма.

Храм больше не был туманным океаном мистического киселя: я ощущал под собой твердые камни, все еще теплые от дневного солнца. В моей левой руке был зажат горячий комок тяжелого вязкого вещества, на ощупь похожего одновременно на пластилин и свинец – все, что осталось от моего давешнего противника. Комок ритмично пульсировал в ладони, дрожал, как живая и смертельно перепуганная птица.

Гнев мой прошел бесследно. И вообще никаких эмоций я не испытывал: наверное, слишком устал. Я рассеянно покрутил в руках свой трофей, а потом с силой кинул его под ноги, побуждаемый скорее любопытством, чем осознанной необходимостью. На каменной кладке появилась трещина, потом другая, а через несколько секунд пол задрожал под моими ногами, и я почти испугался, потому что тело наотрез отказывалось снова взлетать к звездам. Его желания были простыми и понятными: оно хотело стоять (а еще лучше – сидеть или лежать) на твердой земле, причем как можно дальше от того участка Вселенной, где рушатся древние храмы.

Теоретически я прекрасно понимал, что у меня в запасе все еще видимо-невидимо жизней, но отчаянные вопли инстинкта самосохранения, которому было решительно плевать на академическое знание, сводили на нет все гипотетическое удовольствие, которое должен бы испытывать бессмертный перед лицом заурядной опасности. Какое уж там удовольствие! Спасибо хоть выдержки хватило в штаны не наделать – вот это, я понимаю, чудо…

Когда храм Сетха рухнул ко всем чертям, увлекая меня за собой, я отчаянно заорал «джеронимо» – и не потому что хотелудачно пошутить, а в смутной надежде, что крик заглушит пронзительный голос первобытного телесного ужаса. В тот миг я искренне верил, что мне пришел конец.

«Джеронимо» – это твое новое заклинание? – уважительно спросил Джинн.

Он каким-то образом успел подхватить меня и увлечь на безопасное расстояние от рушащихся стен – в самый последний момент, как в каком-нибудь дурацком голливудском триллере, создатели которых искренне полагают, что герои и зрители должны честно выстрадать заранее запланированный happy end.

– Ага, заклинание. Любимое заклинание американских десантников. Могучие были чародеи! Именно они изобрели столь эффективный способ позвать на помощь замешкавшегося джинна.

Джинн, как ни странно, поверил и начал заверять меня, что произносить заклинание было не обязательно. Он, дескать, и так пришел бы мне на выручку. Я почувствовал себя свиньей неблагодарной и попытался объяснить, что просто пошутил. Джинн слушал с заметным недоверием, но вслух не возражал. Наконец он аккуратно опустил мою драгоценную тушку прямо на спину Синдбада.

Мои спутники смотрели на меня с благоговейным ужасом. Очевидно, импровизированное воздушное шоу со стороны выглядело весьма впечатляюще.

Мухаммед воспользовался случаем и толкнул пространную речь, посвященную безграничному могуществу нашего с ним ненаглядного приятеля Аллаха. Во время его выступления я тактично помалкивал. Даже не ухмыльнулся ни разу, а это дорогого стоит.

– А что с нашей армией? – спросил я Джинна, когда Мухаммед наконец угомонился. – Они не пострадали?

– Сейчас посмотрю, – отозвался он, растворяясь в синих сумерках новорожденной ночи.

– Теперь мне снова хочется спросить у вас: кто вы? – шепнул Анатоль. – И что вы сделали с этим храмом? Это был самый крутой кошмар в моей жизни!

– Да уж, какой я иногда бываю сердитый – сам удивляюсь! – усмехнулся я. – Тем не менее мне по-прежнему упорно кажется, что меня зовут Макс. И я понятия не имею, что именно я сделал с этим долбаным храмом и как я это сделал! Явас очень разочаровал?

Анатоль комично пожал плечами:

– Так и знал, что вы отмажетесь!

– Кстати, мы уже давно могли бы перейти на «ты», – улыбнулся я. – Надо брать пример с князя Влада, он с самого начала взял верный тон. А мы все расшаркиваемся, как профессорские жены на университетской вечеринке!

– Ваша правда. Вернее – твоя. Вот уж никогда не думал, что боги столь демократичны!

– Час от часу не легче! – вздохнул я. – Ну какой из меня «бог»? Ты имеешь в виду того парня, которому по воскресеньям молятся в церкви и который всегда пишется с большой буквы, даже когда героиня бульварного романа говорит своему любовнику: «Ради Бога, Жорж!» – так, что ли? Ну, спасибо, дружище!

– Ну, не обязательно именно тот, «с большой буквы», которому молятся в церкви. Скорее уж наоборот… – вздохнул Анатоль. И извиняющимся тоном добавил: – Я никогда не придавал особого значения официальным религиям, поэтому мне трудно определиться. Но в вашем поведении явно есть что-то божественное!