Мой Рагнарёк
Шрифт:
– Да ну, вряд ли! Я, знаешь ли, вполне познаваем, мое тайное имя не зашифровано на шкуре ягуара, иногда я потею и даже хожу в туалет. Да, я же еще и курю, неужели забыл? Так что бога из меня не получится – ни с большой буквы, ни с маленькой.
– Вы уверены? – настороженно спросила молчавшая до сих пор Доротея.
– Вполне. И не «вы», а «ты», мы же только что договорились.
– Ладно, – согласилась она. – «Ты» так «ты»… Вообще-то даже жалко, что ты не бог. Меня бы вполне устроила Вселенная, у которой такой симпатичный создатель!
– Откуда ты знаешь, что я
– Я понял: ты – это Он! – внезапно встрепенулся притихший было Дракула.
– Кто – «он»?
– Князь Тьмы, – благоговейным шепотом объяснил Влад.
– Ну уж нет, – рассмеялся я. – Благодарю покорно! Куда мне: ни рогов, ни копыт, ни хвоста, хочешь – можешь проверить… И потом, сам посуди: я же не пытаюсь купить у тебя душу. Даже не прицениваюсь.
– А зачем тебе покупать мою душу, если она и так принадлежит тебе?
Я начал понимать, что не создан для теологических дискуссий. Разумные аргументы иссякают у меня даже быстрей, чем терпение.
– Что он имеет в виду, когда называет тебя князем тьмы, Али? – заинтересовался Мухаммед.
– Он имеет в виду, что я – самый главный шайтан!
Мухаммед укоризненно покачал головой.
– Али – не шайтан, а рука Аллаха, – объяснил он Дракуле.
– Все правильно: твоему Аллаху поклоняются язычники. Поэтому тот, кто является его рукой, и есть… – Князь Влад замялся, подбирая подходящий эвфемизм, и замогильным шепотом закончил: – Он!
Произнести вслух слово «сатана» бедняга так и не решился.
– Как ты можешь говорить такое?! – возмутился Мухаммед. – Аллах пребывает в сердцах праведных, это твоего Ису почитают неверные!
– Эх, записывать за ними некому, – вздохнул Анатоль. – Позвал бы ты, что ли, Хармса в летописцы, дружище. Если, конечно, он – один из нас, в чем я, по правде сказать, крепко сомневаюсь.
– Можно считать, что с твоей армией все в порядке, Владыка. Несколько тысяч человек погребено под обломками храма, но число погибших представляется ничтожным, если вспомнить, сколь велико твое войско, – отрапортовал Джинн.
Мухаммед и Дракула тут же прекратили теологический диспут и внимательно уставились на меня. Хотел бы я знать, чего они ожидали? Большого мистического шоу с фейерверком и оживлением мертвых в финале – так, что ли?!
– Несколько тысяч? – упавшим голосом переспросил я. – Совсем плохо! Зря я так поспешно разрушил этот храм. Надо было подождать, пока все пройдут.
– Если бы ты не разрушил храм, его хозяин наверняка захотел бы продолжить битву, – заметил Джинн.
– И попытался бы «расчленить» нас, как горемычного брата своего Осириса, – ехидно вставил Анатоль. – Я этих египетских богов насквозь вижу!
– Наш противник оказался весьма силен и по-прежнему подвержен приступам божественного гнева, совсем как в былые времена. Поэтому нам следует не печалиться, а
– Ладно, буду ликовать, – мрачно согласился я. – Странно вообще-то, что кто-то погиб. Эти ребята недавно воскресли из мертвых. Я думал, они навсегда избавились от глупой привычки умирать – разве нет?
– Ты подарил им еще одну жизнь, но не бессмертие, – возразил Джинн. – Твои люди почти так же уязвимы, как и прежде. А бессмертия вообще не существует, ни для кого. Даже для тебя, Владыка. Иногда смерть можно отсрочить, но ее нельзя отменить.
– Спасибо, обнадежил… Ладно, пора в путь. Уже совсем темно, а эти развалины не кажутся мне идеальным местом для ночлега. Но наверное, сначала следует похоронить наших мертвых. Ты справишься с этой неприятной работой, дружище?
– Работа как работа, не труднее прочих, – ответствовал Джинн. – Скажи только, по какому обряду я должен их похоронить?
– А что, есть разница?
– Не знаю. Тебе виднее.
– Что ж, тогда сожги их. Огонь – это единственное чудо, которое живые могут сделать для мертвых. Разведи большой костер на развалинах храма, и пусть пламя будет безжалостным и жадным. Пусть искры погребального костра пляшут среди звезд, пока не угаснут, а когда умрет огонь, утренний ветер сам смешает пепел с песком, и у смерти не останется ничего от ее богатой добычи. Она уйдет с пустыми руками и, возможно, поймет, что с нами не следует связываться, – невелик интерес.
– Да ты поэт! – изумился Анатоль.
– Был когда-то, – смущенно буркнул я. – Довольно давно и без трагических последствий. Я очень вовремя остановился: уже после того, как старательно соскреб защитный слой салас собственного сердца, но прежде, чем завел себе милую привычку заливать мировую скорбь дешевым вином и выть на злодейку луну, поскольку «меня никто не любит».
«Соскреб сало с сердца»?! Хорошо сказано! – обрадовалась Доротея. Анатоль молча покивал.
Мы немного полюбовались на оранжевое пламя, медленно разгорающееся в темноте – неутомимый Джинн уже взялся за дело, – и поехали дальше. Войско следовало за нами, преисполненное восхищения, скорее вдохновленное, чем напуганное, – ну да им-то я не удосужился объяснить, что не являюсь ни богом, ни дьяволом! – молчаливое, бесстрашное, равнодушное к смерти. Я затылком чувствовал их настроение, и оно немного пугало меня самого.
* * *Часа через два я решил, что теперь вполне можно остановиться. Я был не слишком уверен, что моей армии действительно требуется отдых. Вполне могло оказаться, что эти ребята способны идти за мной не останавливаясь и даже не требуя воды и пищи. Но я никак не мог отделаться от мысли, что там, позади, идут нормальные живые люди, пусть даже восставшие из мертвых – какая, к черту, разница?! И среди них наверняка есть такие же симпатичные ребята, как мои «генералы», просто у меня не было времени с ними познакомиться. Мне было приятно думать, что они, как и я, любят спокойно посидеть у костра рядом с новыми – а возможно, и старыми – приятелями, болтая о какой-нибудь милой чепухе за чашкой чая или чего-нибудь покрепче.