Мой труп
Шрифт:
Я курила и думала, что Женя никогда не простит мне Андрея. И ошиблась - он был хороший парень.
– Я никогда не прощу себе, - сказал он.
– Когда Ян спросил меня, где Андрей, я сказал, что он в твоей спальне. Это я убедил всех! Если бы я спохватился раньше…
– А когда ты сказал это?
– Ты пошла спать, - начал перечислять Женя.
– Андрей проводил твою знакомую. Она тебя сильно не поняла, и Андрей стал объяснять ей, что ты на грани давно… Потом он вернулся. Сказал, что пойдет к тебе. Потом Ян и Саша поссорились.
– До этого вы смотрели
– Да. Они поссорились из-за него. Мы с Доброхотовым решили, ну их… И пошли за пивом.
– И притащили какую-то девку.
– Она сама прицепилась к нам. А когда мы пришли, Ян спросил меня, где Андрей. Если бы я не отмахнулся тогда… - Он замолчал.
Я знала, о чем он молчит. Если, оказавшись в холодильнике, Андрей был еще жив, его можно было спасти.
– Знаешь, - садняще сказал Женя, - я просто не мог предположить, что ты откажешь ему.
– Почему?
– Кто ты такая?
– Женя не был жесток со мной - просто был слишком убит, чтобы лгать.
– Я никогда не относился к тебе серьезно… к тебе, к проблемам твоим. Чего тебе с собою кончать? Андрей тебя любит. Работа есть. Деньги есть. Квартира есть.
– Смысла нет.
– Какой еще тебе нужен смысл? Любовь, работа…
– Ни любви, ни работы. Я не должна была бросать театр.
Земля не разверзлась. На небе не вспыхнула молния.
Только Игнатий Сирень привычно поднял левую бровь. У него были красивые брови.
Интересно, как сильно он постарел?
Вы ж это хотели услышать, Игнатий Валерьевич? Все эти годы вы ждали, что я прибегу к вам и скажу: «Я не должна была… Я была слепоглухонемой идиоткой!».
Большую любовь не предают лишь потому, что, как сказал наш общий друг Гамлет, «Время вывихнуло сустав». Большую любовь не предают потому, что на втором курсе вдруг и навеки перестали платить стипендию, пенсии бабушки Люси не хватает на новые сапоги, а украсть в магазине можно лишь пару на две левых ноги. За любовью идут босой на край света. Время может переломать себе кости и шею, и твои мифы в придачу - любовь не предают! В восемнадцать лет, сдуру, я получила то, что другие ищут полжизни и не находят… Любовь. «Третьим был театр. Люблю больше жизни!» И что я сделала? Потратила жизнь, чтобы это понять?
Я зажмурилась от страха. Открыла глаза, поднесла к ним телефон. Я помнила номер. Мне было плевать, что сейчас пять утра. Даже лучше! Игнатий поймет - это не просто звонок. Он возьмет трубку. Я должна была позвонить ему сразу, как только нашла Андрея. Вот кто бы понял меня! И не удивился: «Что вы хотите, она ж ненормальная». Он - театровед от бога. Он может понять даже убийц. А я - не убийца.
«Номер не существует…», - сказала механическая дама.
Я не поверила. Я перенабрала цифры.
Дама упрямо повторила положенный текст.
– Кому ты звонишь?
– Неважно… - Я растерянно смотрела на трубку.
– О чем мы? Я не должна была бросать театр.
– Так ты ж и не бросила.
Секунд шесть я глазела на Женю, всерьез подозревая его в некой психической болезни, мгновенно объяснившей навязчивость всех идей.
– Ты в своем уме? Где я, а где театр?
– Взять хоть ту пьесу. Я на тебя наехал, прости. Ты молодец, что убедила его. Это лучшая роль Андрея.
– Он забыл употребить прошедшее время.
– Я не убеждала. Я и не помню, чтоб мы говорили об «Эвридике» еще до того, как вы начали ее репетировать. Ты ничего не путаешь?
– Мне не веришь, спроси нашего Стаса!
– насупился Женя. Стасом звали их режиссера.
– А знаешь, как Андрей убедил поставить ее? Он рассказал, о чем эта вещь. Он так рассказал… И так показал!
– Женя ожил - Андрей опять был живым. Рука Жени поднялась вслед за рукою Андрея, повторяя взмах крыльев г-на Анри, тело изогнулось. «Хороший парень» перемахнул порог в комнату, прокрутился на носке в фуэте…
Он стал Андреем. Андрей жил в нем сейчас. Женя так хотел, чтоб он жил, что на секунду показался хорошим актером. И я поняла, почему никак не могу определить его жанр. У Жени нет жанра. Нет жизни. Он всегда жил жизнью Андрея за неименьем своей, подобно родителям, живущим жизнью детей, - «лишь ради детей». Патентованный способ не замечать своего небытия.
Женя не мог убить Андрея. Если б он убил его - это бы было самоубийство.
– У него была готова вся роль! Вся постановка вытанцевалась от его господина Анри. Это спектакль Андрея. Не Стаса. Кто такой Стас? Да никто… Андрей мне сказал, это ты так объяснила ему.
– Я просто писала курсовую когда-то… - Я опустилась на порог меж балконом и комнатой. Я думала, как Женя теперь будет жить. Уйдет из театра? Покатится вниз?
– Но это ты объяснила. Разве не в этом твоя работа? После господина Анри Андрея заметили.
– Кто его заметил?
– Все.
– Женя помолчал и прибавил: - Все, кроме тебя. Не понимаю тебя. Не понимаю! «Эвридика» - наш лучший спектакль. Все знают, это твоих рук дело. Даже Стас. А ты нет? Все знают, Андрей любит тебя. А ты вдруг прозрела? Нет, ты и теперь мне не веришь!
Он придавил меня своим напором - пробил брешь в несокрушимой стене домика мудрого поросенка.
Внутри все буквально зачесалось от жажды позвонить кому-нибудь прямо сейчас и спросить, а правда ли они тоже знают об этом? Про Андрея? Про пьесу? Мне захотелось поверить!… Я, я, как полагает завлиту [19] , нашла материал, пролезла в мозг драматурга, пропустила его сквозь кишки, и, благодаря мне, на свет явилось еще одно чудо - еще один бесконечно-прекрасный мир, в котором хочется жить и умереть.
19
Завлит - заведующий литературной частью театра, в частности, в его обязанности входит поиск новых драматургов и пьес, работа над материалом. История театра знает немало легендарных завлитов, определявших репертуарную политику театров и бывших правой рукой режиссеров.