Мой ВРБ
Шрифт:
* * *
ВРБ:
«Быть режиссёром спектакля и исполнителем главной роли – задача не из легких. Всё время «режиссируешь» играя – трудно оторваться от основной профессии. Но иногда всё-таки «уходишь в отрыв», и тогда – священный трепет и счастье перевоплощения. У меня это было. Редко, но всё-таки было! А актёры – счастливые люди:
(«Вперёд,..», стр.167).
ПРО ВОВАНА
Дело было во второй половине 90-х. Приятель из соседнего дома подарил моей дочке громадного плюшевого орангутанга. Жена приятеля работала судебным приставом, они эту большую мягкую игрушку у кого-то конфисковали за долги. Орангутанг был раза в три больше моей дочери, она прыгала ему на голову со второго этажа своей двухэтажной кровати, что её страшно забавляло. Назвали мы обезьяну Вовкой в честь Володи Курочкина, который эту игрушку нам подарил. Курочкин умер через несколько лет от пневмоторакса, заработанного в пьяной драке. Это к делу не относится, но мы остались ему должны 50 рублей, пусть упоминание о нём зачтётся в качестве моей благодарности.
В 1999 году ВРБ ставил «Братьев» по пьесе Мрожека. В составе режиссёрской группы, как теперь это называется, были Боча и Кит. Во время репетиций Боча сидела слева от Романыча, а мой муж справа. Вот, собственно, по протекции моего мужа Вовку и задействовали в постановке. Кроме плюшевого орангутанга в том спектакле играли двое: сам Валерий Романович и его брат, Сергей Романович. Они перекрестили Вовку в Вована, и они его играли. О боги, как они его играли! Пьеса Мрожека называется «Эмигранты». Спектакль был не про эмиграцию. Как предшествующие «Дракон» и «Носороги» не были, на мой взгляд, про диссидентство. ВРБ всегда взлетал выше. На тот уровень, где и эмиграция, и диссидентство – это лишь частности, условия игры. А вот отношения между братьями – это природа, это карма, это Шекспир.
Сергей Романович Белякович был актёром, каких не бывает. Такие люди обычно не идут в актёры. Только гений старшего брата мог его толкнуть на этот путь. На мой вкус, актёрский талант самого ВРБ даже близко не стоял с актёрским талантом Сергея Романовича. Как же рассказать это тем, кто его не видел?.. Вот если
Возвращаюсь к «Братьям». Если мне не изменяет память, другой бутафории, кроме нашего Вована, в спектакле не было. Сколько же любви друг к другу изливали братья Беляковичи на Вована… Отношения между этими двумя титанами никогда не были безоблачными. Напрямую было сложно, а Вован оказался хорошим посредником.
Спектакль прожил семь лет. Монтировщики любили Вована, но во время очередного ремонта не доглядели. Плюшевый орангутанг отсырел и разложился на фракции где-то за сценой.
* * *
Лев Аннинский о театре:
«Белякович отчёркивает начало действия – тьмой, полной тьмой. По тьме идёт светопись. Иногда действие едва высвечивается – фигуры чуть видны призраками во мгле. Чаще они выхватываются резкими, слепящими ударами прожекторов. Иногда врубается пулеметная очередь света: фигуры актёров вспыхивают, как на киноэкране, движение дробится на фазы, оно разъято, раздроблено, нарочито искусственно. Никогда во время действия не даёт режиссёр ровного, объемного света, ровный свет у Беляковича – сигнал того, что спектакль окончен, сам же спектакль – это «рваный» свет: вспышками, фрагментами, акцентами. Ни плавности, ни мягкости: резкость, крупность, жёсткость. Искрение. Оглушающе мощный звук. Нет, это не «сопровождение» – это самостоятельная партитура, которая берет вас в плен и ведёт так же властно, как ведет свет. Декораций нет. Минимум. Самое необходимое. Никаких выгородок, да и негде. Высвечивается только самое важное. «Фоны» во тьме. Происходящее вырвано из тенёт реквизита, освобождено от вещей, как бы возогнано в ауру душ, переведено из контекста бытовых и предметных отношений в контекст эмоциональных импульсов. Здесь мелочей не рассматривают».
Конец ознакомительного фрагмента.