Мой ВРБ
Шрифт:
2) Юго-Запад
Борис Вячеславович рассказывает, как работал помощником режиссёра Эфроса. Многому научился у него. Говорит, что всегда был сторонником психологического театра. Ему интересно с актёрами разбирать внутреннюю линию их роли, выяснять, про что написана история.
«Валерий Романович этим вовсе не интересовался. Так казалось. Все вот говорят: «Белякович – это режиссёр формы». И правда формы, но это не та форма, которая сегодня завоёвывает все пространства. Взяли Чехова, перелицевали на свой лад – вот новая форма. Но получается, что это не Чехов, а Тютькин какой-то. А у самого Тютькина содержания крайне мало. Настоящая форма
К примеру, сделал он бал в спектакле «Ромео и Джульетта», а потом Карине с Толей Ивановым сказал, чтобы сами разбирались, что там между героями происходит. Они разобрались, и всё попало куда надо. Но очень часто не попадало».
Борис Вячеславович говорит о том, что ВРБ пренебрегал психологией роли, потому что, создавая форму, он уже проживал всё за всех героев, ему было неинтересно, да и невозможно было для него повторять сызнова, слишком сильное было проживание. Первый импульс был настолько точный, что он боялся, что если идти по второму разу, то всё разрушится. «Он ненавидел проходить по одному и тому же месту по двадцать раз, как в психологическом театре».
ВРБ исполнил мечту Бориса Вячеславовича стать актёром. Он дал ему играть Мастера в спектакле «Мастер и Маргарита». Павел Куликов тогда ушёл из театра, ВРБ и сказал Хвостову: «Слушай, «Мастер» будет через три дня, ты текст знаешь, ты читал монолог Мастера на вступительных в ГИТИСе, вот ты и пойдёшь играть».
«Ему в принципе всё равно было, что я там играю. У него взгляд на это был другой. Ему не нужна была история двух любящих людей, попавших в страшный заворот. Это не было дуэтом, это и построено им было не как дуэт. А я-то иду от психологии, мне нужно представлять себе мои взаимоотношения с этой тёткой. Ты не пришла в нужный момент! Любовь-претензия, любовь-пощёчина. Романыч однажды посмотрел и сказал: «Ты там что-то своё играешь, пожалуй, это тоже правда».
Педагог Хвостов сегодня с радостью и гордостью рассказывает своим студентам о том, что такое площадка Беляковича, что такое позиция актёра на этой сцене. Мейерхольд, Равенских и Белякович – внук Мйерхольда. В его эстетике артист должен быть повёрнут к публике, его должно быть слышно и видно при любых обстоятельствах. Играть через третью точку, этого почти никто не делает в современном театре. Все нос к носу разговаривают. «И как только мне удаётся со студентами что-то сделать в направлении такого театра, сразу алмазными гранями блестит. Актёр становится удивительно заразительным».
Борис Вячеславович делится со мной тем, как не получилось построить новое здание. Валерию Романовичу так хотелось этого, но звёзды не сошлись, причем на самом последнем этапе уже. А ему так хотелось свой большой театр.
Борис Вячеславович подробно и будто не мне, а самому ВРБ рассказывает о своих хождениях по кабинетам чиновников. Сначала по поводу нового здания для театра на Юго-Западе, потом уже в качестве директора театра Станиславского по тем же кабинетам. Всё перебирает, может, ещё в какую-нибудь дверь надо было войти, ещё какие-то слова сказать. Борис Вячеславович говорит о том, что, наверное, не он должен был быть на этом месте. Но, видимо, никто другой и не смог бы быть на этом месте рядом с Валерием Романовичем.
Борис Вячеславович сбивается и опять говорит уже не со мной, на этот раз со стаей чиновников. Всё доказывает им свою правоту. Вспоминает, как в театр
Бывают такие коробочки, в которых хранят дорогие сердцу вещи. Памятное что-то, драгоценное по разным причинам. Коробочку эту открывают бережно, с трепетом. Борис Вячеславович свою коробочку хранит в очень сердечном месте. Она полна воспоминаний. Иногда он её достает, и она становится величиной с ту коробку в цокольном этаже жилого дома номер 125 по проспекту Вернадского, которая по мановению Валерия Беляковича превратилась когда-то в театр. В сокровищнице Бориса Хвостова хранится дорогое сердцу чувство: «всех помню, всех люблю».
* * *
Читаю брошюру из библиотечки «В помощь художественной самодеятельности», 1988 («Становление», издательство «Советская Россия», стр. 9). Нашла там очень важные слова Валерия Романовича:
«Помещение нам дал исполком Гагаринского райсовета. В копилку опыта создания студий позволю себе дать несколько советов: свято верьте, что в органах Советской власти, в райкомах комсомола работают люди, желающие вам помочь, и что ваше дело – часть их забот. Не надо впадать в амбиции гонимых борцов, ведь ваше творчество рассчитано на контакт с людьми».
Это ответ на вопрос: почему ВРБ удавалось невозможное?
Он видел в человеке человека, а не чиновника, часть системы или носителя каких-то идей. И это всегда срабатывало. Это золотой ключик, которым он открывал любую дверцу.
Почему не сработало в истории с театром Станиславского? А не было человеческого контакта. Чиновники от культуры просто не пришли ни на один из его спектаклей. Как им это удалось? Удивительно, но капитализм обезличивает гораздо надёжнее, чем социализм. Жажда наживы убивает в человеке человека намертво.
КАТИНА ШУБА
Умение делать подарки – это особый талант. Он не связан напрямую ни с добротой сердца, ни с широтой души, ни с силой воображения. Это скорее шаманский дар. Такие подарки всегда больше, чем та вещь, которую тебе вручают.
ВРБ делать подарки умел и любил. К примеру, он подарил мне однажды стеклянный шар, похожий на хипповский триптоиз. Шарик был величиной с мой кулак, из прозрачного и зеленого стекла, с пузырьками внутри, привёз он его из Америки. Спустя много лет я подарила этот шарик своему соседу Матюхе на его восьмой день рожденья и научила медитировать глядя на него. К слову, Матюха сам – из детей Юго-Запада. Это те дети, родители которых никогда бы не встретились, если бы не театр на Юго-Западе. Валерий Романович закрутил на этом месте такую энергетическую воронку, что туда затянуло очень разных и очень необыкновенных людей со всей страны. А теперь уже есть не только дети, но и внуки Юго-Запада. У этих не только родители, но и бабушки и дедушки никогда бы не встретились, если бы не Валерий Романович.
Наверное, у каждого, кто был знаком с ВРБ, есть история о его подарках. Моя любимая история принадлежит Кате Алексеевой. В этом Катином рассказе есть всё, вот так мы тогда жили, таким для нас был Валерий Романович. Благодаря ему мы все выжили в 90-е.
«В самом начале лихих 90-х я работала в театре на Юго-Западе "пародией на секретаршу"(с)ВРБ.
Родители подарили мне шикарную шубу из чернобурки, лёгкую, удобную, очень красивую, дорогую. Я страшно ей гордилась и похвасталась Романычу. Ему шуба тогда понравилась.