Мой ВРБ
Шрифт:
«Несмотря на то, что оба спектакля поставил один и тот же человек, разница между ними колоссальная. В первую очередь это ощущается на уровне актёрской игры. Безусловно, во МХАТе им. Горького есть актёры, заслуживающие внимания и даже восхищения, однако темперамент у них другой. И другие образы.
Первый, о ком хотелось бы сказать, – это Лука. Во МХАТе его играет Иван Криворучко. На мой взгляд, это типичный Лука, такой, каким, возможно, его хотел видеть на сцене сам Горький, когда рядом с его именем написал: «странник, 60 лет». Это тип странника, примеров которого можно найти множество в русской литературе. Пожилой, бородатый, с трудом
Лука Игоря Китаева – не добродушный старичок, который старается утешить и пожалеть людей. В нем определённо есть что-то инфернальное. Всем своим видом он похож на Мефистофеля: манеры, голос, взгляд, плащ… Он почти всегда находится в тени, а когда на него падает синий луч света, возникает даже сомнение – существует ли он на самом деле? Ко всему прочему, ближе к финалу он насмешливо говорит о том, что его уже пытались убить и это ни к чему не привело. Разумеется, его слова – лишь ирония, но, если собрать воедино все кусочки, складывается образ некого духа, демона…
Помимо этого, у меня возникла ассоциация с ведьмами из «Макбета», которые определённым образом отображали мысли главного героя. Так и в спектакле «На дне» Лука словно является тенью каждого из обитателей ночлежки, их совестью или, быть может, их вторым «я».
Васька Пепел: Максим Дахненко (МХАТ), Александр Наумов (театр на Юго-Западе). У Дахненко Пепел – самоуверенный, дерзкий вор, с насмешливым взглядом и развязными манерами. Каждый его жест, нахальное выражение лица, его походка, осанка (чаще всего он ходит, чуть ссутулившись, засунув руки в карманы), интонации, из которых понятно, что он не потерпит, чтобы ему противоречили, – всё это ясно говорит о том, что перед нами настоящий сын вора. Он вырос в воровской среде и, можно сказать, пропитался ею.
Пепел Наумова проще и сложнее одновременно. Он не ведёт себя подчёркнуто развязно, у него нет вызывающих ноток в голосе. Ещё один обычный житель ночлежки. Но в том-то вся и сложность. Пепел Наумова вор не по внешним признакам (когда он появляется на сцене впервые, у него вообще совершенно добродушный вид), но он вор внутри, он преступник по своей сути. Опять же, выросший в уголовной среде, он вобрал в себя все отрицательные качества, какие только можно было приобрести в подобном окружении. Он рос волчонком, который однажды превратился в волка, пролившего человеческую кровь. По сути, оба актёра играют одно и то же. Но совершенно по-разному.
Барон. Евгений Бакалов (Юго-Запад) играет надлом. Его герой немного болезненный (не в физическом плане). Бакалов играет страдание, рвущуюся наружу боль и тоску. У Александра Самойлова из МХАТа этого нет. Впрочем, его Барон тоже интересный. Он манерный, у него наигранные интонации, искусственные жесты. Барон изображает барона, каким, очевидно, был в далёком прошлом, всеми силами стараясь сохранить свой «статус».
Актёр Владимира Ровинского (МХАТ) выглядит слабым, тщедушным, он как будто придавлен жизнью. Почему-то у меня сложилось впечатление, что такой актёр, как Сверчков-Заволжский, мог бы играть только второстепенные, очень маленькие роли, тогда как в Актёре Александра Задохина кроется сила. Один из его монологов звучит особенно пронзительно, в нём чувствуется трепет, пыл, азарт и любовь к своему делу…
Если продолжать дальше, то мы увидим различия в каждой актёрской паре, но, надо сказать, что впечатляют оба спектакля. Актёры – и там, и там – абсолютно органичны».
P.S.
Светлая память Виктору Авилову, Анатолию Лопухову, Владимиру Коппалову, Михаилу Докину, Сергею Беляковичу, Виктору Борисову и Наталье Сивилькаевой. Я помню каждую вашу интонацию в этом спектакле. Я до сих пор иногда спорю с вами. Будто смотрю спектакль, в котором играют все. Лука Сергея Романовича спорит с Лукой моего мужа. Барон Славы Гришечкина пикируется с бароном Жени Бакалова. Тем, кто сейчас играет в этом спектакле, и тем, кто играл – мои аплодисменты. Светлая память и поклон в пояс режиссёру.
* * *
ВРБ:
«У меня целостное виденье пьесы возникает сразу – если, конечно, пьеса понравилась. Я будто фильм какой в мозгу прокручиваю – успевай только доносить все это до исполнителей. Мне могут, конечно, помогать, но решение всегда за мной».
(«Вперёд,..», стр. 162).
ДОМ ВРБ (В гостях у Ольги Ивановой и Олега Леушина)
Я никогда особо не любила розы. Их красота мне всегда казалась немного пошловатой. Но я имела дело только со срезанными букетами. А тут мне в руки попал почти засохший кустик в горшке. Пересадила, почистила, и кустик зацвёл снова. И я получила возможность наблюдать за тем, как появляется бутончик, как он постепенно раскрывается, как красота розы достигает апогея, а потом она медленно засыхает.
Ну и вот, стою – медитирую на свои розы, и тут приходит сообщение от Ольги Ивановой. Она зовёт меня в гости посмотреть на любимый розовый куст Валерия Романовича. И я поехала, я их видела – эти белые розы, от которых он мог по полчаса не отходить. Я познакомилась с громадной овчаркой по имени Гертруда, которую он мог гладить часами. И я слушала, распахнув глаза от удивления, историю о том, как ВРБ принимал у неё роды. А рожала она чуть не сутки, щенков было много, а он не спал, он бегал по дому в волнении. Такого Валерия Романовича я никогда не видела. Я вообще никогда не видела его счастливым. Мне случалось видеть его вдохновенным, но это было счастье творчества. Тот вдохновенный миг, когда сливаешься со вселенной в экстазе.
И мне так радостно, что под конец жизни у него был дом, где он был просто счастлив. Нормальным человеческим каждодневным счастьем. У него был свой кусок земли, где он мог голым загорать. Это, конечно, потрясающая роскошь. У моих родителей дом в ЮАР, у сестры – в Швейцарии, и дома побольше, и земли побольше, но такой возможности нет. А ещё у него была собственная сцена в доме, он мог звать друзей и играть с ними домашние спектакли. Это уже роскошь дворянской усадьбы.
Спрашиваю у Ольги, как вы всё это придумали? У вас был архитектор? Был проект?
Ничего не было. Она рисовала на листочке, давала распоряжения рабочим. А ВРБ вдруг решал всё поменять. Он хотел то жить справа от Ольги с Олегом, то слева. То ещё что-нибудь придумывал. А она рисовала на новом листочке и заново разъясняла рабочим.
Я, конечно, видела только их половину дома, но это безусловно тот случай, когда часть отражает целое. ВРБ жил не только на своей половине дома, это видно даже сейчас, спустя два года после его ухода. Да и не только поэтому. Я увидела дом, который сам вырос как розовый куст. Мне показалось, что там стены живые. Я никак не могла понять, что мне это напоминает. Я сняла обувь и прошлась босиком по деревянному настилу веранды, который Олег делал сам. И я поняла, что мне это напоминает. Старый театр на Юго-Западе до его перестройки в 1997-ом. Вот там тоже были живые стены.