Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
Сегодня приезжали на дачу ребята-стаднючата. Юра только что вернулся из Афганистана и рассказывал много интересного. Алена просит (просто умоляет) Олега прислать ей рецензию поскорее. Она в июне уходит в отпуск, и ей до отъезда надо сдать рукопись. Пишу это по ее просьбе.
Папуля, вот уже второй раз без тебя мы были на даче, и я все больше убеждаюсь в том, что лето мне предстоит тяжелое. Вера (новая жена И. Стаднюка. – В. П.) просто не переносит никакого порядка и даже намека на него. А при большом количестве людей получится просто бардак. Кстати, они собираются в Ниду с 15 июля (!) и Мики нам хотели оставить. А посему были просто шокированы, когда я сказала, что мы тоже уезжаем в июле. Но потом дед сказал, что он найдет выход, а я не уточняла – это их дело.
Как всегда, май для меня весьма сложен – праздники, дача, малина, зимние вещи, день рождения Ивана, а тут еще и Лялин экзамен.
Кстати, концерт в консерватории нам очень понравился. Особенно Оле понравился хор хорового отделения, и она выразила желание петь именно в этом хоре. Так что, если это желание не пропадет в дальнейшем, придется решать и эту проблему. Но это потом – через год, два!
У Алеши все более или менее нормально. Готовит очередной доклад по Беловежской Пуще – на этот раз географу. Все праздники, да и до них тоже носился, искал материалы, фотографии, данные и прочее. Что дома, что на даче. Навырезал картинок. Завтра будет клеить и писать. Писать и клеить. С головой у него все в норме пока, но я все дергаюсь и без конца проверяю.
Папуля! Все-таки пустовато в доме без тебя. Особенно на даче. Приезжай скорее.
Я послала тебе бандероль с шортами и шапочкой. Надеюсь, она придет раньше письма. Выслана она тридцатого апреля.
Домик наш стоит все в том же виде. Дед говорит, что 5-го придут доделывать домик. А летом все-таки будут чинить дом. Если так, то все лето испортят. Но деда все это как-то мало трогает.
В общем неясно, что будет и как.
Поживем – увидим. Пиши нам.
Целуем Оля, Леша, Ваня и я.
Привет от Стаднюков и Стаднючат.
P. S. Будешь писать Ивану, обойдись, пожалуйста, без нотаций – он уже звереет от всех этих разговоров. И вообще слишком самостоятелен. (Но лишь в том, что касается его прогулок.)».
<5.05.86> (Датируется по штемпелю на конверте.)
О. Михайлов из Коктебеля в Москву.
«Шлю на московский адрес, т. к. индекс переделкинский забыл.
Дорогой Васильевич!
Даже не впадая в лирику, докладываю, что с отъездом твоим утрачено все, кроме работы и семьи.
1) теннис свелся сперва к ужасным одиночкам с Юдахиным, а затем к нелепым четверкам, в коих участвует Толя Приставкин (!), Юдахин и самым сильным среди прочих – Жуховицкий, который, кажется, заболел чем-то нервным и устраивает на корте истерики. Юра Антропов, мой сосед, ходит, как всегда в 7.
2) шахматы ни разу не раскрывал, хотя появился какой-то любитель, но что-то и охоты нет с ним играть.
3) в карты играли с «генералами» дважды – очень пресно.
4) на море хожу раз в день, ибо одному – страшная скука, а Тина форсит, часто днем уходит до вечера с Ольгой в Тихую бухту, ездила с ней в Феодосию и т. п. Пляж ей местный не по душе.
Итог: даже упала производительность, хотя только и делаю, что работаю. Вряд ли закончу все к 12. Наверно, главы полторы – на два листа придется дописывать! Иногда спотыкаюсь из-за внезапного отсутствия нужного документа. Если ты для своих нужд будешь в Ленинке, может, возьмешь мне журнал «Русский инвалид» за 1912 год № 124? Там есть приказ Наполеона, который вдруг мне понадобился. Впрочем, его всегда можно вставить и позже, даже после рецензирования.
Мы с Тиной часто вспоминаем добрым словом Ивана Фотиевича, которому шлем большой и сердечный привет. Оля наша именно благодаря ему полноправна (хотя детей сейчас уйма – у нее полно подруг и друзей-сверстников). А если бы не Иван Фотиевич?.. Спасибо ему!.. (До 5 лет Литфонд запретил писателям брать детей в Дом творчества, а у Михайловых трехлетняя дочь. – В. П.)
Скажи Лене, что на днях сделаю перерыв и вышлю рецензию на Виноградова и начал его уже почитывать перед сном, – верно они с Юрой вас навещают на даче?
Был тут с краткой ревизией Воронин и играл с Ю. А. Теплынь, море 18°, кормят чуть лучше.
Надеюсь, у вас все хорошо, и дети приносят больше радостей успехами. Хотя, конечно, все сложно, особенно для Ивана. Гале наш поклон. Уже думаем о 18 июня (день рождения Олега. – В. П.), когда, надеюсь, все объединимся. Обнимаю тебя. Олег Михайлов.
P. S. Даже с Тиной перекидываться стало интереснее, чем ловить юдахинские пузыри!».
<1.06.86> (Датируется по штемпелю на конверте.)
В.И. Лихоносову.
«Дорогой Виктор Иванович!
Прими самые наилучшие пожелания в связи с твоим 50-летием! Счастья тебе, здоровья, творческих успехов, всего самого-самого доброго. И это не восприми как слова банальные, дежурные, а идущие от сердца, от души, которая знает тебя давно и любит, даже тогда, когда ты возвращаешь в проигранном положении ходы. Ну два-три раза могу, конечно, возвратить, ну не до бесконечности же в самом деле. А вот и это уже тоже не повторится и никогда не возвратишь. Господи, давно ли ты засиживался у меня на втором этаже, безрассудно ставил свои фигуры, которые почему-то вдруг, неожиданно для меня, приобретали грозный вид, намереваясь обрушиться на моего короля. Ну, нет, думал я, черта лысого. Ты в выигрышном положении хватаешь не ту фигуру, а я, уже выведенный тобой твоими неумеренными возвращениями ходов, пресекаю твои поползновения. Ох, как же ты был яростен, мой милый, хлопал дверью. И это в три часа ночи! А-яяяй! Нехорошо-с! Люди уже спят, а ты... А уж это время никогда не вернется, если ты не приедешь к нам, хотя бы на несколько дней, после твоих торжеств в Краснодаре. Жаль, очень жаль, если ты с бутылью в девять литров хорошего вина не приедешь в наш дорогой Коктебель. История не простит тебе этого, а мы уж точно писать о тебе ничего не будем. Да, кстати, знаешь ли ты, что я в «Огоньке», а потом в других изданиях писал о тебе и способствовал утверждению тебя как художника, способствовал твой популярности? Да нет, конечно! Все вы неблагодарные люди.
Уж вот Белову помог издать «Привычные люди», издать в том виде, как они написаны. Ни в одном из своих интервью или статье я даже не упомянут, а меня за него хотели лишить партбилета. А чтобы включить его в план, мне приходилось десятки раз бывать у Лесючевского, а он все его вычеркивал... Так-то вот, юбиляр L.
Целую тебя, дорогой Виктор. Поклон твоей матушке, здоровья ей. Пока мать жива, мы еще можем считать себя молодыми.
20 апреля 1986 г. Виктор Петелин».
Н. Томашевскому из Коктебеля в Гурзуф.
1986
«Дорогой Николай Борисович!
Видит бог, ждал тебя все это время, все время имел большой запас разливного Фетяски и великолепной Мадеры, все эти запасы в огромном количестве доставил мне наш с Олегом знакомый директор винсовхоза. Сначала я был в ужасе от такого количества, но ты знаешь, оказалось, что даже не хватает. «То теннисисты зайдут, то еще кто-нибудь, хлебают и хлебают, а тут матчи футбольные до часу, разнервничаешься по пустякам, приходилось успокаиваться. Так вот за две недели литров двенадцать и ухнули, как в пропасть. Ну а вкус-то какой, только с линии, как сказал знакомый, слава ему и слава, можно сказать, спас нас.