Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
Слухи о том, что имя его упоминалось на одном из судебных процессов диссидентов, до меня доходили. Я спросил его об этом, но он только отмахнулся, сказав, что ничего серьезного, так, какие-то мелочи... Но обком прислал нам бумагу, в которой четко было сказано, что партийная организация должна дать свою оценку тому «делу», в котором участвовал коммунист С.Н. Семанов. Я попросил Семанова поподробнее рассказать об этом процессе. Недалеко от Киевского вокзала, где живет Семанов, мы встретились и долго разговаривали, он убедил меня, что ничего действительно серьезного не произошло, ну, читал он кое-какие журнальчики диссидентской направленности, но он же историк, – а то, что происходит сегодня, – это тоже история. И я полностью с ним согласился... Почему же историк, литератор, журналист не может читать то, что пишут инакомыслящие? Он должен читать, чтобы знать о происходящих процессах внутри общества, в котором живет. Так мы и разошлись, уверенные, что ничего не будет. Но обком думал по-другому, вызвал Кочеткова, дал все документы о судебном процессе, как следует накрутил его. И из малюсенького эпизодика возникло целое персональное дело. Много часов мы потратили на обсуждение этого дела... Как спасти хорошего человека от неприятностей? Обком настаивал на исключении, я уговаривал Виктора Ивановича не соглашаться с этим предложением. Мнения членов парткома разделились, и часто мы встречались с Феликсом Кузнецовым и обсуждали вечерами, что сделать для того, чтобы с меньшими потерями выиграть эту битву.
Накануне заседания парткома я поговорил со всеми, кто мог ослушаться обкома, некоторых удалось уговорить, некоторые колебались, хотели посмотреть, как поведет себя в этой ситуации «провинившийся».
Колебался и Виктор Кочетков, то за выговор, то за исключение. И за час до заседания он пришел из обкома, я его ждал в парткоме.
– Исключить! – мрачно произнес он.
– Ну а ты? – спросил я.
– Что я? Ты знаешь, в какой квартире я живу, а у меня две дочки – одна из них замужем, ждет ребенка, а мне даже на кухне нет места.
Действительно, он оказался в тяжелейшем, поистине трагическом положении, и нет достойного выхода. Я знал, что в обкоме твердо сказали, что его новая квартира, которую ему предложили и которую он уже смотрел, получив так называемый смотровой ордер, полностью зависит от исхода этого персонального дела... Милый, милый Виктор Иванович, как тяжко тебе было в эти дни. Прекрасный поэт, может, лучший из своего военного поколения, талантливый прозаик и публицист, тебе бы писать и писать, ты заслужил своими военными страданиями достойную жизнь, а тебя заставляли лукавить, играть со своей совестью, и опять же эти обкомовские «мальчишки» выкручивали руки этому отважному Воину и Поэту. Но что делать... Минувшее не вернешь, не приукрасишь, но и не забудешь.
Сохранилась стенограмма, скорее, протокол заседания парткома, в котором кое-что сохранилось из происходившего. А так жалею, что не пригласили стенографистку, вот был бы документ времени, в зеркале которого отразились бы наши физиономии:
«Выписка из протокола заседания партийного комитета МО СП РСФСР от 12 октября 1982 г. На заседании присутствовали:
члены парткома: Аксель Т.М., Андреев В.М., Ардаматский В.И., Градов П.М., Емельяненко В.Б., Еремин Д.И. .Жуков А.Н., Каплинская Е.С., Кочетков В.И. (секретарь парткома), Кузнецов Ю.П., Медников A.M., Петелин В.В., Самсония А.А., Щипахина Л.В., парторг МГК КПСС Лесин (Самвелян) Н.Г., зав. сектором культуры Краснопресненского РК КПСС Семенцов В.В.
Повестка дня:
Персональное дело тов. Семанова Сергея Николаевича.
Слушали:
Кочетков В.И:.
Прежде всего я должен ознакомить партком с частным определением Московского городского суда от 24 июня 1982 года, послужившим основанием для возбуждения персонального дела Семанова Сергея Николаевича, коммуниста нашей парторганизации. (Читает частное определение судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда от 24 июня 1982 г. Копия определения прилагается к протоколу.)
Как видите, С.Н. Семанов в течение четырех лет покупал у антисоветчика А. Иванова самоиздатовский журнал «Вече», который судебная коллегия квалифицирует как нелегальное антисоветское машинописное издание. У коммуниста С.Н. Семанова не нашлось мужества порвать с А. Ивановым, поставить в известность партийные органы о существовании антисоветской группки, издававшей пресловутое «Вече». Более того, когда органы Госбезопасности прекратили враждебную деятельность вечевцев, С.Н. Семанов продолжал тесные и, как сказано в частном определении, «доверительные» отношения с А. Ивановым. Таким образом, коммунист Семанов пренебрег одним из важнейших требований, предъявляемых партией к своим членам, «выступать против любых действий, наносящих ущерб партии и государству, и сообщать о них в партийные органы вплоть до ЦК КПСС».
Прежде чем мы приступим к обсуждению персонального дела С.Н. Семанова, нам необходимо выслушать объяснения самого товарища Семанова. С.Н. Семанов дал письменные объяснения парткому вскоре после того, как он был вызван в партком и ознакомлен с частным определениям Мосгорсуда, то есть 31 августа 1982 года, и месяц спустя, после возвращения из больницы, где он лечился от сердечной болезни, т. е. 10 октября 1982 года. (Копии обоих объяснений прилагаются к протоколу.)
Прошу, Сергей Николаевич, объясните парткому, чем была вызвана такая длительная политическая слепота и почему вы очутились в компании антисоветчика Иванова.
Семанов С.Н.:
Я представил в партком объяснения. У меня было много времени обдумать происшедшее, и я не вижу никаких смягчающих обстоятельств, оправданий перед партией. Я полностью виноват перед партией, перед вами, как представителями партии, и приму как должное любое наказание.
Да, я принимал от Иванова журнал и видел, что он носит антисоветский диссидентский характер. С Ивановым я общался часто, он не скрывал своих взглядов. Я оправданий для себя не вижу, я взрослый человек. Я не собираюсь касаться многих вещей, я много размышлял о том, как это могло случиться. Я все, что угодно, готов сделать для защиты советской власти, сделать совершенно искренне. Живем мы в счастливое время: ни войн, ни социальных потрясений. Радоваться нужно. Но всеядность толкает на поиски «интересных» людей. Иванов – талантливый человек, у него есть интересные произведения. С этого и началось.
Могу, если я имею право, просить лишь об одном (я всю жизнь провел в партии без каких-либо взысканий), прошу оставить меня в партии, ибо без нее не мыслю себя в жизни.
Кочетков В.И.:
Мне, как секретарю парткома, была предоставлена возможность ознакомиться с журналом «Вече», чтобы обрисовать членам парткома характер этого диссидентского, антисоветского издания.
«Вече» – это довольно странный симбиоз славянофильства и сионизма, осложненный религиозно-мистическими мотивами, а также откровенной антисоветчиной.
«Фасадной» частью журнала являются статьи, связанные с историей России, историей русской философии и литературы, со сложными страницами нашего давнего и недавнего прошлого. В те же годы (1970 – 1971), когда еще не прошла дискуссия о славянофильстве и не были изданы книги о славянофилах и книги самих славянофилов (Киреевского, Григорьева, братьев Аксаковых, Страхова), материалы славянофильского толка могли представлять известный интерес, хотя место их появления уже тогда должно было насторожить Семанова С.Н. В самом славянофильстве выносилось на первый план то, что составляет их историческую ограниченность и идеалистическую подоплеку. Мысли, вроде тех, что «русский человек может быть только православным» или «что бы ни было, Христос победит», превращали эти материалы в типичную антинаучную поповщину, выдаваемую за новое слово «страдающей русской мысли». Но за этим более или менее «респектабельным фасадом» шли уже просто антисоветские материалы, связанные с академиком Сахаровым и его «комитетом прав человека», с Солженицыным и Максимовым, с сионистом Каликом и его утверждением, что «в большой и многонациональной стране за последние десятилетия не нашлось места еврейской культуре», с десятком других авторов, на все лады перепевавших «еврейский вопрос в Советском Союзе, России», «латышский вопрос в России».