Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
Ну вот лимит исчерпан. Обнимаю, бегу на море. Всех твоих целую. В. П.
15 июля 1987».
B.C. Каменеву из Коктебеля (директору винсовхоза в Крыму).
«Дорогой Владимир Семенович!
Вот вы уехали, а я остался со своими думами и размышлениями. Как же так? Неужто по-прежнему Хозяин – не хозяин своего положения, неужели над ним снова – вся эта сволота из агропромов и пр. Ну, хорошо, высокие материи – это одно, нам до них не достать, а то, что касается нашего хозяйства – Литфонда и «Феодосийского» – неужто мы не можем что-то сделать в смысле самостоятельного хозяйствования. Вот, в частности, я заплатил до 30 июля, а уезжаю по семейным обстоятельствам 28 июля (сын Алешка увлекся биологическим направлением, поступил в кружок юных натуралистов и отправляется на практику 31 июля, а его еще нужно собрать и т. д.). Почему же нельзя директору Литфонда Дегтяреву продать какому-нибудь вашему сотруднику бесплатную путевку на два дня, в мою комнату (а у меня их две!), и вы сразу же четверых ударников трудового фронта премируете и даете ему капельку отдохнуть, а потом они с новой яростью бросятся на трудовой фронт.
Вы (дает знать ваше каберне!) поймите, что в выигрыше ваши две самостоятельные организации: Дегтярев тоже в вас заинтересован – ему, конечно, нужны овощи, мясо и пр. и пр., а вам нужно поощрить кого-то из тех, кто хорошо работает.
Может, я сумбурно высказываюсь, но почему такие элементарные дела вы между собой не можете совершать в рамках законности и самостоятельности. Именно отдохнуть в то время, когда аврал, самое замечательное и прекрасное дело.
Вы поняли меня? А у Дегтярева всегда что-то найдется, причем как-то это надо оформлять, ну в этом вы лучше меня разбираетесь. Во всяком случае не по принципу: «ты мне, я тебе».
Вот сейчас получается, что мои два дня пропадают. Но директор узнал об этом заранее, а значит, может этим воспользоваться в своих корыстных (не личных), а престижных целях.
Вот какие дела. Может, я ерунду тут наплел, но все-таки я всегда думаю в идеальном смысле. Всего вам доброго.
18 июля 1987 г. Виктор Петелин».
О. Михайлову из Коктебеля в Москву.
«Дорогой Олег!
Здравствуй! Привет Тине и Ольгушке! Только что от меня уехал Владимир Семенович, лекарство он получил, благодарит, но если б ты знал, какая трагедия с ним происходит. Словно какой-то действительно рок преследует его. В прошлом году он взобрался на сливу, видишь ли, ему нужно собирать сливу в своем саду, а она возьми да обломись под его 82 кг, он и рухнул. «И когда я понял, что падаю, я успел сложиться, так упал как раз копчиком и переломил позвоночник». «Не может быть! Позвоночник – это значит вы не подвижны, у вас отнялись конечности?» «Нет, я еще три дня работал. Ездил на машине, скрючившись на сторону; но преодолевал себя». «Господи, вот он русский человек! Работает через не могу». «А потом все-таки меня уговорили поехать в больницу. Посмотрели. «Вас что – скорая помощь привезла?» «Да нет! Я на своей машине». «Не может быть! Немедленно в операционную». Так его положили на два месяца на доску. И таким образом, конечно, еще что-то делали, поправили ему позвоночник. «А как с глазами? Раз уж мы о болячках» .«А с глазами совсем плохо. В том году было не одно кровоизлияние. Да и в этом тоже было. А после каждого кровоизлияния – месяц-два не работаю. Но план мы выполнили...»
И ты знаешь, такое тяжелое впечатление я вынес после его визита, кошмар какой-то...
Сидим уж час, а никакого предложения с его стороны не следует. Галя уж несколько раз подходила, а он – «Через несколько минут, мне надо бежать – у меня уборка». А потом перед тем, как уезжать, он вдруг сообщил, что надо два бутылька освободить. Как раз подошла Галя, дескать, ну что я вам могу сделать, а он – опять, нет, нет, убегаю. Освободили бутылек, второго так и не последовало, нет посуды, снова посидели полчасика; он полстаканчика, а я – стаканчика два-три, надо же посуду освобождать. И у меня такое мрачное настроение сейчас, кошмар какой-то. А начал читать, в какой уж раз, «Собачье сердце», и на душе помягчело – талантлив. Русский человек. Как хорошо. Авось, не пропадем. Обнимаю.
18 июля 1987.
Виктор Петелин».
Ну, мы забежали чуть-чуть вперед, нарушая тем самым хронику событий. Вернемся же к началу 80-х...
Часть шестая
МОЗАИКА ФАКТОВ И ДУХ ИСТОРИИ
1. Партком и служение официальной идеологии
Осенью 1981 года Виктор Кочетков увидел меня в ЦДЛ и сказал:
– Как хорошо, что я тебя встретил, а я о тебе уж несколько дней думаю. Мне предлагают партком возглавить, ведь скоро партийное собрание, ты знаешь...
Ну, как же не знать. Конечно, знаю, несколько лет подряд коммунисты-прозаики и критики выбирали меня заместителем секретаря партбюро творческого объединения прозаиков и критиков.
– Пойдешь ко мне заместителем по оргработе? Ответственная и важнейшая должность, в нашей организации больше пятисот человек, депутатом райсовета станешь. Соглашайся, – уговаривал Кочетков, человек, которого я очень уважал за блистательный поэтический талант, за простоту и открытость, за глубокий дар человеческого общения.
После минутных колебаний я согласился. Предчувствие хоть какой-то утраты свободы на мгновение кольнуло меня, но я тут же преодолел в себе эту слабость – на такую высокую ступеньку общественной лестницы я еще не поднимался. Что там бывает, какие вопросы решают? Интересно! Вот эта жажда новизны и победила.
И действительно, много нового, интересного приоткрылось мне во время работы в парткоме. Кому-то отказали в путевке, кого-то не приняли в Союз писателей, кому-то задерживают ордер на новую квартиру, а кому-то не дали квартиру, – приходили с просьбами, жалобами. Приходили друзья-единомышленники, приходили недруги и враги, приятные люди и не очень, а ты со всеми должен быть вежлив, внимателен, отзывчив на чужую боль и беду, обыкновенную просьбу или жалобу. Признаюсь, я радовался вместе с тем, кто приходил, если удавалось хоть чем-то помочь. После моих просьб и ходатайств приходившие получали и квартиры, путевки, принимали и в Союз писателей. Но нужно было много потратить времени, чтобы хоть чего-то добиться. А когда же писать? А частенько мой дорогой секретарь парткома отбывал то за границу, то с бригадой по Советскому Союзу, то в очередной или творческий отпуск. А жизнь в парткоме не должна затихать ни на минуту. Действительно вскоре после нашего избрания Виктор Кочетков стал депутатом Моссовета, а я депутатом Дзержинского райсовета, тоже приходилось выполнять какие-то дополнительные нагрузки, а деньги, правда весьма и весьма скромные, платили только секретарю.
А тут еще одна напасть. Как-то выступил я на общем писательском собрании с жесткой критикой председателя правления Литфонда СССР Алима Кешокова за невнимательность к заявлениям писателей (письма-то приходили к нам с жалобами на Литфонд, пусть все об этом знают), а после собрания в кабинете первого секретаря Московской писательской организации заведующий отделом культуры обкома КПСС мне сделал замечание, что я не имею права так выступать без согласования с вышестоящей организацией. Потом на каком-то совещании я выступил в защиту статьи Владимира Коробова, в которой резко говорилось о Сергее Михалкове. Опять мне замечание – «Вы не имеете права выступать с такими ответственными заявлениями, потому что вы представляете партийную организацию московских писателей». Нужно согласовывать, нужно согласовывать, то есть человек утрачивает самостоятельность мнений – утрачивает свободу, перестает быть самим собой, а лишь «винтиком» в громадной партийной машине. Ужасное состояние, хочется быть самим собой, ведь именно в этом счастье каждого человека, не утратившего собственное «я».
Однажды после какого-то банкета я зашел в партком и в присутствии двух членов парткома высказался со всей присущей выпившему человеку откровенностью, что надоели мне эти мальчишки из обкома партии, которые все норовят нами руководить, видимо, и еще какие-то более резкие, ругательные слова произнес, как водится среди единомышленников... Так, во всяком случае, мне казалось до сего дня. И что же?
На следующее утро звонит мне домой один из этих «мальчишек» и приглашает в обком.
– Виктор Васильевич, – с обидой говорит «мальчишка», – неужели мы вам так надоели, что вы публично ругаете нас?
– Я не публично, а в присутствии двух членов парткома слегка пожурил вас, обкомовцев. Но кто же из этих негодяев, которых я считал своими единомышленниками и которые мне все это время поддакивали, успел позвонить вам?
Вовсе не собираюсь подробно говорить о своем пребывании в парткоме Московской писательской организации, но и ничуть не жалею о том, что столько потратил времени – кое-что было сделано на пользу страждущим.
Но об одном событии в жизни парткома не могу не рассказать – о персональном деле Сергея Николаевича Семанова, моего друга и единомышленника по совместной работе в литературе.