Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
В воспоминаниях Станислава Куняева много страниц отведено русско-еврейским отношениям в современной жизни, прежде всего в литературной. Описывает, как он готовил себя к «большому делу», к борьбе «за судьбу России». А «большое дело» свелось к двум его выступлениям, о которых здесь уже говорилось, – выступление на дискуссии «Классика и мы» и «Письмо в ЦК КПСС» о сборнике «Метрополь». Все эти страницы звучат обыденно, но с примесью фальши и претенциозности.
Взять хотя бы несколько фраз Станислава Куняева... В январе 1978 года, то есть после выступления на дискуссии «Классика и мы», Александр Межиров «предпринял титанические усилия, чтобы не дать мне уйти из-под его влияния»... Межиров «со страхом понимал, что такие люди, как я, хотят сделать советскую действительность более русской настолько, насколько позволит история» (П. С. 161). Или можно ли всерьез воспринимать следующие фразы, описывающие душевное состояние нашего героя, решившего написать «Письмо в ЦК КПСС» или выступить на дискуссии... «Русско-еврейское Бородино» – уже само название этой главы звучит кощунственно. Мелкий эпизодик, раздутый средствами массовой информации и самими участниками «Метрополя», превращается на страницах воспоминаний
«Неведомая жизнь с неведомыми последствиями» тут же и последовала – года через два-три издали «Избранное», потом последовали премии, ордена... Расчет полностью оправдался, обратил на себя внимание инакомыслием, а значит, нужно было улестить пряником – работники ЦК КПСС были опытными государственниками, знали, как в таких случаях действовать.
О русско-еврейских отношениях сейчас пишут много и открыто. Александр Солженицын, Виктор Топоров и многие другие... Виктор Топоров – государственник, русский патриот, еврей, никогда не скрывавший своего происхождения, своих симпатий и антипатий, пьяница, бабник, скандалист (привык говорить правду в лицо), переводчик, критик, открыто говоривший и писавший то, к чему общество еще не привыкло, словом, незаурядный талантливый писатель, писал: «Меня часто обвиняют в антисемитизме (хотя применительно ко мне речь может идти только о национальной самокритике)... Меж тем совершенно ясно, что разговор о еврейском преобладании (или о еврейском засилье) в определенных сферах деятельности и о специфических, не всегда безобидных формах утверждения этого преобладания, разговор, в годы советской власти с ее неявным и ненасильственным, но несомненным государственным антисемитизмом абсолютно недопустимый, – сегодня, когда евреи перестали скрывать или хотя бы микшировать свое еврейство, не отказавшись, однако же, от методов и стилистики неформального тайного сообщества, – такой разговор сегодня необходим и неизбежен – и вести его надо в форме честного диалога с теми, кого презрительно аттестуют или шельмуют антисемитами» (Двойное дно. Признания скандалиста. Захаров ACT. М., 1999. С. 330).
Виктор Топоров с присущей ему беспощадной откровенностью признает, что за последние годы создается «все более и более благодатная почва» для государственного антисимитизма: «Вторая еврейская революция (как и первая – в 1917-м) грозит обернуться трагедией – и для всей страны, и для торжествующего сиюминутную победу еврейства» (Там же. С. 331).
Однажды, выступая как критик, Виктор Топоров «подверг уничижительной критике очередную повесть Даниила Гранина» и после этого получил «мешок писем»: «Примерно половина слушателей обвиняла меня в том, что я посягнул на великого русского и советского писателя. Другая половина – благодарила за то, что я наконец размазал по стенке грязного жида. Несколько обомлев от второго потока писем, я вернулся к первому и обнаружил, что все, в которых речь шла о великом русском советском писателе, подписаны выразительными еврейскими фамилиями. Айсберги, Вайсберги, Айзенберги, всякие там Рабиновичи – именно и только так. И тут я обомлел вторично» (Там же. С. 334).
Вспоминаю в связи с этим 1954 год. В большом конференц-зале МГУ на Ленинских горах состоялось обсуждение первого романа Даниила Гранина «Искатели», студент третьего курса филфака Владимир Лакшин превознес его до небес, а я, аспирант первого года обучения, взявшийся написать диссертацию на тему «Человек и народ в романах М.А. Шолохова», мерил каждое произведение по этому «гамбургскому счету» и, помнится, разнес этот роман в пух и прах. Тем более мне хотелось покрасоваться своей смелостью, поскольку только что в «Литературной газете» Виталий Озеров, ведущий в то время партийный критик, расхваливал этот роман. Мне и дела не было до того, еврей Гранин или русский, просто роман-то был серый, «он и писал-то на специфическом советском канцелярите с окказиональными заимствованиями из пейзажной лирики того сорта, что попадает в хрестоматию «Родная речь», – так определил В. Топоров стиль современного Гранина (Там же. С. 334).
Много спорного и справедливого в рассуждениях Виктора Топорова о русско-еврейских отношениях вчера и сегодня. И предлагаемый им открытый и честный разговор, надеюсь, будет еще продолжен...
Совсем в ином ключе, что ли, эти вопросы поставлены в книге Станислава Куняева: он только обвиняет, видит лишь лицемерие, фальшь, стремление обмануть, видит лишь русофобию...
Эта односторонность сказалась прежде всего в его отношении к судьбе Александра Межирова, звавшего «Коммунисты, вперед!», фронтовика, патриота, стремившегося стать русским «плоть от плоти», «почвенником», читавшего и рекомендовавшего читать своим друзьям и коллегам книги К. Леонтьева, В. Розанова, славянофилов... Но в этом Куняев увидел лишь «умелую мистификацию», увидел после того, как Александр Межиров уехал в США, уехал после того, как увидел всю тщетность своих попыток стать «русским плоть от плоти», в нем одержала верх «кровь» в единоборстве с «холодным расчетом». В этом видится трагедия человека, стремившегося к одному, а в итоге пришедшего к краху своих мечтаний. Семен Липкин, Сапгир и другие опубликовали в «Метрополе» свои сочинения, в которых признались в своих искренних чувствах, в своих симпатиях. И не критиковать их следует, а просто понять их душу. Пусть каждый остается самим собой, пусть уезжает куда угодно в погоне за лучшей долей, пусть приезжает, если человек поймет, что в России жить интереснее, беднее, но роднее ничего в мире нет... Но пусть помнят только одно: мы, русские, не позволим оплевывать нашу Россию, наш народ, сами займемся национальной самокритикой.
Виктор Топоров деликатно предупредил, что и «вторая еврейская революция», как и первая в 1917 году, «грозит обернуться трагедией», если уже сегодня «торжествующее сиюминутную победу еврейство» не одумается: после 1917 года, как известно, наступил 1937-й, после Троцкого – Ленина пришли Сталин – Молотов – Жданов, после Ельцина со своей «семейкой», раздавшей всю российскую собственность в руки преимущественно еврейские, пришел... Нет, пока не пришел, но непременно придет. Таков закон исторической справедливости.
Вот размышления, которые возникают после чтения книги Станислава Куняева.
Август 2001 года.
6. Евгения Сегенюк – восходящая звезда Большого театра
В начале XX века в России появилось искусство, стремящееся утвердиться силой, а не художественной убедительностью. (С той поры такого рода искусство не исчезло совсем. Оно процветает и сейчас)» – эти золотые слова Георгий Свиридов записал в дневнике в феврале 1976 года во времена Леонида Брежнева, когда пышным цветом расцветали дутые фигуры.
Но русский гений даже и предположить не мог, что настанут такие времена в русском искусстве, когда чаще всего новые имена утверждаются именно силой – силой безмерного денежного мешка, истраченного на рекламу, не знающего нравственных сдержек. И вот безголосая, некрасивая, но шикарно одетая и быстро, по-спортивному шагающая туда-сюда по сцене девица неожиданно становится модной и популярной певицей, ее приглашают на праздничные концерты, целые полосы газет отдаются ее пустым интервью, ее посылают на европейские конкурсы. А когда проницательные зрители упрекают ее в безголосии, она без тени смущения отвечает: «А вы не ходите на мои концерты!»
Особенно откровенно и нагло это явление процветает в шоу-бизнесе. Но и в серьезном искусстве нередки попытки утвердиться силой, а не художественной убедительностью.
Года два-три назад имя Николая Баскова сразу привлекло внимание. И действительно, внешняя импозантность, хороший голос, умение держаться на эстрадной сцене, явное желание бескорыстно, как казалось на первых порах, служить ИСКУССТВУ покорили не слишком избалованного новыми талантами современного слушателя и зрителя. Но после первых же успехов юного артиста произошел некий незримый обвал: он стал участником чуть ли не всех популярных концертов, появились десятки восторженных откликов в газетах, журналах, на телевидении. Наконец, на концерте «Мне 25» в своих восхвалениях дошли до того, что один из медоточивых юмористов заявил, что юный юбиляр – «Шаляпин сегодня». Тут даже и ослепленные зрители прозрели. Все это и все то, что предшествовало, – не более чем рекламная шумиха, оплаченная из очень большого денежного валютного мешка. Чем больше он мелькал на сцене, тем пел все хуже и хуже, ожидаемых результатов не было. В этом убедились даже стопроцентные поклонники, увидев его в роли Ленского на сцене Большого театра. И полный провал ожидал Николая Баскова на концерте с Монтсеррат Кабалье. Еще «Вдоль по улице метелица метет...» можно было принять, но в оперных партиях, сложнейших, полных драматизма и тонких душевных переживаний, он полностью провалился, оставаясь в каждой из них исполнителем провинциального пошиба, неспособным к перевоплощению, неспособным вдохнуть «душу живу» в нотные знаки и печатные слова. Тем более это невозможно с нотами в руках, то есть певец вышел на великую сцену, не разучив сложнейшие оперные партии, вышел, в сущности, как ученик к школьной доске, не выучив урока... А ведь этот концерт был широко разрекламирован как «эпохальное событие». На самом же деле – постыднейшее зрелище во всех отношениях, о чем немало писали в авторитетной прессе. Знаменитая оперная артистка, говоря о Николае Баскове, с горечью призналась, что призывала его не спешить, поработать, пройти необходимую школу... Но куда там – выскочил на большую сцену раньше положенного. И вот конфуз: никому еще не удавалось утвердиться в искусстве с помощью силы, в данном случае – с помощью громадных затрат на рекламу. Таким способом, шумихой и рекламой, можно заманить благодушного и нетребовательного зрителя, но искусства этим не создашь, купленными аплодисментами и цветами можно лишь временно обмануть доверчивого или случайного посетителя концертного зала. И уж совсем удивляет то, что при столь скромных художественных достоинствах Николай Басков – уже заслуженный артист России, главное – солист Большого театра. Значит – увы! увы! – и здесь, в Большом театре, раздираемом интригами и скандалами, понизились требования... И действительно, недавно на сцену Большого театра вышел солист и исполнил известную арию князя Игоря из одноименной оперы Бородина. Высокий, сытый, с бородкой, приятной внешности, но как только он произнес первые фразы, помните, «Ни сна, ни отдыха измученной душе», как сразу стало ясно, что исполнитель лишь заученно выпевает нужные звуки, не особенно заботясь о том, чтобы передать глубинные душевные переживания измученного страданиями, потерпевшего поражение предводителя русского воинства. Ни в лице, ни в движении голоса не было и тени «измученности» и уж тем более душевных страданий... Лишь привычно для такого уровня солистов разводил руками, надеясь, видимо, такими средствами передать всю неповторимость выдающегося героя русской древности.
Скорее всего это случайные эпизоды в многогранной жизни Большого театра – поистине кузнице высоких художественных достижений в оперном искусстве, хранилище великих традиций. Входишь в Большой театр, как и прежде, как в храм, и чувствуешь, что русская культура по-прежнему высока в своей неповторимости, в лучших достижениях театра сохраняется высокий художественный уровень. Преодолевая унизительные бытовые трудности, молодые артисты и их педагоги с особым душевным трепетом и вниманием изучают опыт великих предшественников – Шаляпина, Станиславского, Неждановой, Александра Пирогова, Козловского, Лемешева... Здесь, как и прежде, блистают самые выдающиеся мастера оперного искусства, среди них назову лишь тех, кого недавно видел в спектаклях: Владимира Маторина, Владимира Букина, Александра Науменко, Вячеслава Почапского, Леонида Зимненко, Татьяну Ерастову, Ирину Удалову... Сюда, как и прежде, устремляются самые талантливые и отважные из молодых. Об одной из них – чуть подробнее.