Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 3
Шрифт:
Вся троица была фактурной. Кроме свастики на шее, Кувалда носил на предплечье не очень удачный портрет Гитлера, над которым развивалась геральдическая лента с надписью «Готт мит унс» То есть, «бог с нами», если по-русски. Правда, языческое ярило, что набил Кувалда на плече, вносило определенную неясность в то, какой именно бог тут имеется в виду. Все эти художества я смог увидеть, когда скин снял свою джинсовку и остался в клетчатой рубашке с оторванными рукавами, застегнутой под самое горло.
Снегирь же, был ниже остальных по росту и татуировок не
Особенно меня позабавил синий с черной свастикой крест, носивший гордую надпись «Дер дойчен маттер». По словам одного коллекционера редкостей, с которым я познакомился еще в моей прошлой жизни, в нулевых, подобные награды выдавались многодетным женщинам фашистской Германии. Знал ли об этом Снегирь, или же ему просто понравилась свастика на кресте, я даже и не брался размышлять.
На Серпе же я не видел никаких тату. Вообще, он и выглядел на редкость скромно, если такое слово, можно сказать, в отношении скинхеда. Серп носил футболку цвета хаки, заправленную в серые штаны армейского кроя. На шее, прямо поверх футболки, болтался на широкой серебряной цепи большой христианский крест. Правда, и тут Серп смог выделится. В широкие лямки брюк он вставил самодельный кожаный ремень с армейской бляхой от поясного. Самое забавное, что бляха была советская.
В общем, по одному внешнему виду этих людей, я понял, что вся их странная идеология была настоящей свалкой из всего, чего только можно: нацизм, социализм, христианство, да даже язычество. Скинхеды умудрялись сочетать, казалось бы, несочетаемые вещи. Этим они показывали, что дело тут совсем не в каких-то идеалах. Это была обычная банда, собравшаяся взять свое от девяностых и хорошенько размять кулаки.
— Ага, — кивнул я. — Еврей.
Когда приехал Серп, меня провели в дом, в небольшую кухню, которая широким окном выходила на задний двор и запущенный огород. На кухне было грязно: засаленная скатерть, тухлая стоячая вода в раковине, брошенный нарезанный хлеб и банки от консервов на кухонном столике.
— Кувалда, закрой дверь, — сказал Серп.
Татуированный нацик затворил дверь, сунув между ней и косяком специальную сложенную бумажку.
В кухне пахло сыростью. Неприятно воняло что-то из съестного, явно испортившееся. Возможно, это несло от ведра с помоями, стоявшего рядом с умывальником.
Пока меня вели в кухню, я украдкой смог оценить масштабы банды. По крайней мере, количество тех людей, что были сейчас в доме. А насчиталось их негусто, всего человек двенадцать, большинство из которых — несовершеннолетние пацаны.
По большей части они занимались ничего неделаньем, некоторые, правда, тренировались: отжимались, тягали шестнадцатикилограммовые гири.
В целом, создавалось впечатление, что главарь держит их в ежовых рукавицах, не разрешает курить, употреблять алкоголь. Тем не менее судя по пустым бутылкам водки и пива, стоявшим под столом, сама троица «лидеров» не соблюдала собственные заветы. Для меня это был хороший знак. Почти сразу же я получил и второй.
Серп встал и полез в навесной шкаф кухни. Зашуршал целлофановым пакетом. Достав несколько самокруток, он раздал их остальным. Предложил мне:
— Будешь?
— Не курю, — сказал я.
— Точно? — спросил он и закурил. Закурили и остальные.
Я тут же почувствовал терпкую вонь, напоминающую резкий запах перетертых еловых иголок.
— Афганка? — Спросил я.
— Ну, — сказал Серп и его глаза заблестели под действием зелья. — Мож все-таки будешь?
— Просветляет, — буркнул Кувалда, растянувшись на стуле.
— Тогда тем более нет, — пожал я плечами.
— Ну, как знаешь, — расслабленное от тяги лицо Серпа вдруг снова ожесточилось.
Густой дым поднялся к потолку, стал клубиться у одинокой лампочки.
— Чего тебе нужно от нас? Как нашел? — Спросил Серп ледяным голосом.
— Слышал про вас, — ответил не менее холодным тоном я. — А нужно мне порешать один вопрос.
— С Евреем, который кинул тебя на деньги, — хмыкнул Серп.
— Моего родственника.
— По тебе видно, что ты из братков, — он сделал новую тягу, выдохнул вонючий дым. — Че, сам порешать не можешь?
— Эту проблему — нет.
— Почему?
Я посмотрел на всех нациков, развалившихся на стульях, вокруг стола.
— Я из черемушенских, — солгал я. — А еврей, как раз под нашей крышей. Если я его трону, у верхов возникнут вопросы. Дело тут личное, с группировкой никак не связано. Нехорошо трогать тех, кого доешь без всякой серьезной причины. А личные обиды к серьёзным причинам не относятся. Если, конечно, это личные обиды рядового бойца.
— Ну а мы тебе зачем? — Кивнул уже привычным мне жестом Кувалда.
— Отвести подозрения. Если его изобьют ваши ребята, особенно малолетки, никто из наших на меня точно не подумает. Решат — случайность. Скинхеды избили еврея. Чего тут разбираться? Все ж и так понятно.
Скины снова переглянулись.
— И сколько? — Спросил Серп.
— Как я и сказал, тысяча бачей. Устроит?
Несмотря на блеск в глазах, главарь нациков посмурнел, сделался угрюмым, а взгляд его, хоть и был немного одурманенным, приобрел угрожающее выражение.
— Ну неплохо так-то, — сказал вдруг Снегирь и подался вперед. При этом его ордена бряцнули.
— Неплохо, если он не брешет, — мрачно сказал Серп. — До нас слухи доходят, что менты армавирские копают под нас. Никто никогда с «работой» к нам не приходил, и тут на тебе. Все прямо одно к одному.
— Надо же, — рассмеялся я сдержанно. — Я уже и забыл, что кто-то у нас может мусоров бояться.
— А кто тебе сказал, что мы боимся? — Всполошился вдруг Кувалда и переложил свои нунчаки из подмышки в правую руку.
— Только бараны по сторонам не смотрят, — пространно выразился Серп.