Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 3
Шрифт:
— Блин, крутой какой, — Фима повертел ствол в руках. — Слышь, Степаныч, а подари его мне, а? Я, когда был маленький, всегда о таком мечтал. Вы ж у меня все пушки забрали.
— Шиш тебе, отдай сюда, — Степаныч выхватил у него ИЖ.
— Степаныч, ты че такой жадный? — Обиделся Фима.
— Да мне не жалко. Просто я тебя знаю. Ты ж с этой игрушкой умудришься кого-нибудь замочить. Ну или влезть в неприятности.
— Ну? И че теперь? — Спросил у меня Женя.
— А теперь действуем дальше, — сказал я. — Нациков мы, так сказать, прогрели. Теперь надо дожимать. Ну че, Степаныч, ты со своими договорился?
— Ну, — Кивнул он. — Завтра с утра подбегут.
— Сколько?
— Пятеро. Ну и я шестой. Все приедут с пушками.
— Хорошо, — я кивнул. — Как сказал классик, все идет по плану.
Внезапно во двор въехал милицейский бобик ППС. Мы удивленно замерли, когда откуда непойми взявшаяся машина подкатила к нам, а потом из всех дверей полезли менты.
Глава 14
Их было пятеро. Менты, казалось, сначала были настроены довольно решительно, но, когда окинули нас взглядом, явно поумерили свои амбиции. Еще бы. Нас очень легко было принять за членов ОПГ, а простые ппсники не хотели бы нажить себе неприятностей.
Наша компания уперла удивленные взгляды в милиционеров, которые, в свою очередь, на миг застыли у бобика. Потом тот из них, что, видимо, был главным, прочистил горло, одернул китель и, стараясь выглядеть решительно, направился к нам. Остальные переглянулись растерянно и потопали за ним следом.
Тусклый ближний свет фар бобика освещал двор, задевал и нас, просветлив уже загустевшую тьму.
— Сержант Крапивко, — взяв под козырек, представился милиционер.
На вид было ему где-то под тридцать. Может, двадцать пять-двадцать семь лет. Остальные орлы оказались и того младше. Окружили нас, пряча глаза.
— Здравствуйте, — поздоровался я первым, а потом подключились и остальные.
— На пульт дежурного поступила жалоба, что тут слышна стрельба, — сказал он вежливо. — Скажите, вы ничего такого не слышали?
Мы переглянулись.
— Слышали, — пожал я плечами.
— Ну да, — подхватил Степаныч. — Это мы стреляли. Из вот этого вот.
Старик совершенно спокойно протянул милиционеру свой ИЖ рукоятью вперед. В полутьме я видел, как на молодом лице сержанта заиграло задумчиво-хмурое выражение. Он медленно принял пистолет, видимо, не совсем понимая, что вообще происходит.
— Это стартовый, — пояснил Степаныч. — Холостыми патронами хлопает. Вот, собрались с мужиками, не виделись давно. Ну я и вынес, похвастаться.
Милиционер покрутил ИЖ в руках, напряг зрение, чтобы рассмотреть его поподробнее. Потом поднял на меня глаза.
— Разрешите ваши документы, — сказал он строго, но смерив меня взглядом еще разок, добавил, — пожалуйста.
Я пожал плечами и полез в нагрудный карман кожанки, достал паспорт. Остальные тоже стали копошиться в поисках своих документов.
— Извините, а я с собой паспорт не ношу, — сказал Фима.
— Я тоже, — неожиданно добавил Шнепперсон.
Сержант посмотрел на них очень равнодушно.
— Значит, стрельба велась из этого? — Спросил мент у Степаныча.
— Ага. Хлопает как надо, — хмыкнул тот.
— Поверю на слово, — он вернул мне паспорт.
Остальные ментята тоже отдали мужикам документы.
— Уже вечер, хоть и неглубокий, — сказал Крапивко, стараясь придать голосу строгости. — Шуметь не стоит. Особенно стрелять из этой штуковины.
Он протянул Степанычу стартовый пистолет.
— Согласен, — пожал плечами тот. — Че-то я не подумал. Сглупил. Не повторится, товарищ сержант.
Милиционер едва заметно кивнул. На его лице возникло настоящее облегчение.
— И еще. Не могли бы вы, пожалуйста, не шуметь больше? — Спросил он как-то робко.
— Мы тише воды, ниже травы, — я улыбнулся.
Сержант снова со всей серьезностью кивнул, а потом позвал своих идти к машине. Весь наряд потопал к урчащему в холостую бобику.
— Хорошо, что не решили нас забрать в участок, — проговорил Женя хмуро. — А то у меня с собой беретта.
— А у меня ПМ, — сказал я.
— А у меня газовый баллончик без разрешения, — снова удивил всех Шнепперосн.
— Повезло, — хрипловато начал Степаныч, — что нынче многие менты боятся братков как огня и лишний раз не лезут на рожон. И еще повезло, что очень уж мы на этих братков похожи.
— Ну что? — Спросил я, провожая взглядом, бобик, который уже выезжал со двора. — Во сколько завтра выдвигаемся?
На моих Монтанах было шесть утра. Посмотрев время, я скрыл часы рукавом олимпийки, глянул на Степаныча, занявшего сидение и мявшего в руках черную маску-балаклаву.
В салоне буханки, помимо меня, Фимы и Степаныча было еще пятеро бойцов. Трое из них молодые, и насколько я знал, по словам Степаныча, состоявшие на действительной службе в органах. Еще двое — мужики постарше. Один — с черными, с проседью волосами и очень морщинистым грубым лицом по имени Василий, другой лысый с усами, которого звали Степан.
Под сиденьями, в чехлах, лежало охотничье оружие — переломки и помповые ружья, которые мужики взяли с собой.
Несмотря на всю серьезность работы, которая нам предстояла, народ прибывал в веселом расположении духа. Степаныч перебрасывался со своими знакомыми шутками, седовласый Василий рассказывал служебные байки.
— Слышь, Вить, — спросил вдруг Фима, показав мне свою маску. — А начерта нам маски-то? В Глубоком жеж только старые бабки да деды сидят. Им вообще похер будет на все эти разборки. Лишь бы быстрее закончились.