Моя первая белая клиентка[ Смерть в Панама-Сити. Моя первая белая клиентка. Змея]
Шрифт:
Митч молчал. Стоя под дождем, он оперся на ручку лопаты и опустил глаза на утонувшие в грязи ноги.
— Пойдем, Митч, — Кэс заходил взад-вперед.
— Куда?
Кэс растерянно уставился на сына. В нелепой черной шляпе он смахивал на забытую под дождем тряпичную куклу.
— Как — куда? Чего нам тут стоять? Ты что, не понял — Свэл в реке, он погиб. Как можешь ты стоять здесь?
— А что я должен делать?
— Что делать? — протянул Кэс, не веря своим ушам. — Домой идти, слушать по радио новости…
Митч начал понимать старика.
Свэла убили по радио. Он в реке, вот этой самой реке, но все это там, в радио. И гнались полицейские за ним, и все что еще случилось — все это по радио.
Старик уже не понимал, где его сын, а где радиопьеса под названием «Свэл О’Нили».
— Зачем мне слушать новости? — спокойно спросил Митч.
— Ну как же, — смешался Кэс, — чтобы знать, как было дело. Вдруг скажут, что его уже… Что он…
— И что мне делать, когда я это узнаю? — спросил Митч.
19
— Так ты ничего не будешь делать? — жалобно переспросил Кэс.
— Буду, — спокойно ответил Митч. — Буду сыпать и сыпать землю на эти дыры.
Он показал лопатой на дамбу. Вода притаилась, не дойдя до верха на несколько дюймов, навалившись на дамбу всем весом и подставив темную гладь каплям дождя.
— Знаешь, что будет с урожаем хлопка, если ее прорвет?
— С хлопком? — рассеянно повторил Кэс. — Каким хлопком? Ты что, не понял, Свэл погиб! Послушай, ты! Его убили в реке!
Старик взглянул на хлопковое поле невидящими глазами, со шляпы потекла вода. Он снял ее и стал машинально выжимать, как тряпку. И заплакал.
— Иди домой, — тихо сказал Митч. — Иди слушай радио. Больше ты ничего не можешь. А мне надо работать.
— Грех, грех, — забормотал Кэс, — большой грех — такое черствое сердце!
Он побежал, но почему-то в сторону реки. Потом заметил ошибку, проковылял мимо Митча, взобрался по холму и скрылся за деревьями. Митч снова взялся за лопату.
В полдень дождь лил по-прежнему, и он ожесточенно бился с прибывающей водой, как грешник, отбивающийся от ада. Заделав бесчисленное множество нор, он укрепил все оползни и принялся наращивать гребень дамбы.
Тут мимо него прошли полицейские — спустились с холма и направились в глубь долины. Двое, потом еще один, и еще двое. В белых фуражках и черных дождевиках, с оружием наперевес. В сердцах выругавшись, он продолжал работать. День оставался серым и безрадостным. Вода все прибывала.
«Я родился в этой долине и вырос тут, — думал Свэл, — двадцать лет я ловил тут рыбу, охотился на енотов и знал каждый куст. Но теперь я ничего не узнаю. Или я уже умер? Может, я уже в аду, только еще не понял, вот-вот встречу Харви и буду дожидаться Джой? Неужели это все яд и боль? Даже белые дубы переменились — почернели и распухли…
— Вот твое фото, — скажу я ей, — Харви оно никогда уже не понадобится. Впрочем, и ему оно было не слишком нужно — к чему фотография голой дурочки, если она сама в твоем распоряжении? Жаль, что ты не успеешь подарить ее другому. Разве если те, что найдут твой смердящий труп, обнаружат ее и будут показывать друзьям… Тебе повезет больше, чем Харви, — у тебя останется и фотография, и обе руки. С Харви так не вышло».
Потом в голове его немного прояснилось.
«Что я несу? Я ведь так и не нашел ее, а несу всякий вздор. У меня была неделя, я ее не нашел, так к чему все это ворошить? Пора забыть все, все…»
Кисть и запястье почернели и раздулись. Видимо, раздуло и всю руку, только под одеждой видно не было. Но рука болела и не сгибалась. Она распирала рукав, словно камера автомобильную шину. Левую руку сводило болью от раны, разрезавшей мышцы предплечья.
Временами у него начинался озноб, лил холодный пот и бешено колотилось сердце. Но страшней всего были падения. Вдруг земля неожиданно уходила из-под ног, ударяла его, словно дверь тюремной камеры, и он падал в грязь и листья, утопая в залившей все воде. Потом, неизвестно через сколько времени, ему удавалось встать на ноги и шатаясь двинуться дальше.
«Еще раз, и я уже не встану», — мелькала мысль.
Вдруг он оказался на пляже в Галвестоне вместе с Джой в их медовый месяц, когда она еще принимала его за крупного игрока, а не за жалкую шестерку. Он слышал шум прибоя, ощущал морской бриз, и лицо его зарывалось в ее волшебные волосы…
«Интересно, прошел я ферму или нет? — подумал он. — Вроде я на нужном берегу. Странно, если я ее не заметил. Да неважно. Я не собираюсь к ним заходить.
Вот оно, твое фото. А это револьвер, ты знаешь. Знать-то знаешь, но никогда еще не случалось тебе заглядывать в его дуло».
20
День клонился к вечеру. Полицейские ушли, скрылись в долине, потом трое вернулись и поднялись на холм к дому, где оставили машины. Остальные прошли по берегу в сторону фермы Джеймисонов.
«Тело ищут, — зло подумал Митч, — как голодные водяные крысы».
Река словно решила отдохнуть перед новой атакой. Уже долго вода оставалась спокойной, застыв под самым гребнем. Или паводок кончился? Или просто собирается с силами?
«Если вода спадет хоть немного, хоть чуть-чуть, значит, я ее остановил, — думал он. — Но вот если поднимется еще — все пропало».
Он взглянул вдоль долины, скрытой в дожде, потом стал уже отворачиваться и застыл. На другом конце дамбы из прибрежного леса вышел человек. Двигался он с большим трудом, без плаща и шляпы, опустив голову и спотыкаясь как пьяный.
«Этот не из полиции», — подумал Митч.
Человек упал, заворочался в набегавшей воде и замер.
Митч уже бежал через поле. Он полез прямо через колючую проволоку, слыша, как трещит комбинезон и колючки впиваются в кожу. Увязая в мутной воде, он спешил к человеку, корчившемуся в полусотне метров от него. Доходившая до колен вода мешала двигаться.