Моя попытка номер три
Шрифт:
— Вот так шампанское разрешает мне сделать?
— Да, — это все, что я смогла ответить.
Щелкнула застежка лифчика, и горячие пальцы коснулись моих сосков, обхватили грудь целиком, сжали, я застонала… и вдруг все закончилось. Мотя вернул на место чашечки бюстгальтера, застегнул его, старательно и аккуратно расправил топик, чмокнул меня в нос и, ко всему прочему, ещё и ссадил с коленей на скамейку рядом с собой. Я даже не успела возмутиться и обидеться, так все быстро произошло. Матвей прерывисто вздохнул, потер лицо руками, потом повернулся и внимательно посмотрел мне в глаза:
— Кать, надо остановиться, пока еще можем. Ты же сама говорила, что не можешь так. А сейчас
Я потрясенно молчала и завороженно рассматривала голубоглазого. Так ко мне еще никто не относился. В груди разливалось что-то невообразимо теплое, как будто солнышко ласково пригрело, а на душе стало легко-легко. Мне вообще показалось, что сейчас могу взлететь от счастья и парить над землей.
— Матвей, ты…ты…Ты замечательный! — выпалила я. — Ты прав, не будем спешить. Давай еще тогда выпьем, — заглянула в свой стакан, потом потрясла бутылку. — Ой, а пить-то больше нечего, — рассмеялась.
— Не переживай, сейчас все будет, я быстренько сгоняю, тут недалеко, — предложил Мотя с явным облегчением, что я не сержусь и не закатываю истерики. — Сейчас, Кать.
Он встал, незаметно поправляя джинсы в районе ширинки. Ещё раз улыбнулся широко, когда заметил, что я наблюдаю, как он справляется с дискомфортом от возбуждения.
— Сиди и никуда не уходи, — предупредил ещё раз, и не успела я и глазом моргнуть, как он уже скрылся из виду.
Я погрузилась в сладкие мечты, но успела дойти в грезах только до выбора фасона свадебного платья, как Матвей уже вернулся, неся традиционные две бутылки шампанского.
— Ну быстро я? Давай, за нас! — выстрелил он игристым.
Глава 33
Как я попала в свой номер этим вечером, я впоследствии так и не смогла вспомнить, однако очнулась в своей постели, а одежда лежала на стуле аккуратно сложенная. Что-то у меня уже это стало входить в привычку — напиваться до амнезии. Определенно, этот отпуск-командировка плохо на меня влияет, творю вещи, мне совершенно несвойственные.
Некоторое время я лежала, тупо глядя в потолок и силясь восстановить события вчерашнего вечера. Перед глазами, как в разноцветном калейдоскопе, замелькали картинки. Как я сначала металась по отелю, пытаясь скрыться от Игоря и его друга. Потом в памяти всплыл Мотя. Мой чудесный Мотя. Он стоял в баре в окружении поклонниц. Среди них сиськастая блонди, которая, к счастью, в итоге утешилась обществом моего босса. А я… А я, кажется, влюбилась. Мой Ромео был прост. Не миллиардер, не олигарх и даже не босс едва держащейся на плаву компании, а обычный представитель обслуживающего персонала отеля. Но боже, какой он был замечательный. Веселый, внимательный, заботливый, чуткий, нежный… Да, да, он такой ласковый, а как целуется…
Перед глазами снова замелькали картинки: мы под стойкой бара — я таю в объятиях голубоглазого, а потом в парке — мы оба сходим с ума, и только выдержка Матвея позволяет нам не наделать глупостей. Дальше мы пьем шампанское, я все так же тону в голубых озерах и снова, и снова припадаю к пухлым губам, как к живительной влаге. Моя спина касается гладких шелковых простыней. Она голая. Голая и грудь. Ее мягко оглаживает теплый ветерок, врывающийся из приоткрытой балконной двери. К нему вскоре присоединяются шершавые
Я чувствую, как с меня аккуратно стягивают джинсы. И тут же трепетные пальцы изучающе ползут по моим ногам. Не пропускают ни миллиметра. Слегка раздвинув мне бедра, уделяют внимание каждому участку кожи. Очерчивают кромку намокших от желания трусиков, но под них не проникают. Скользят ниже. Ласкают. К ним присоединяются губы. Они нежно касаются лодыжки. Одной, второй. Зубы поочередно слегка прикусывают пальчики ног. Моих бедных, уставших бродить по городу ног.
Я извиваюсь от наслаждения, я хочу. Я хочу этого мужчину, который одними касаниями уже доводит меня до экстаза. Но он не спешит брать меня и даже мимолетно не трогает там, где хочется больше всего. Цепочка поцелуев ползет вверх, но деликатно обходит самое жаркое место. Я еще все так же в трусиках, а его губы снова на моей груди. Губы захватывают сосок, цепляют, оттягивают. Язык тут же перехватывает его, прижимает к небу.
Это блаженство, это рай, в котором я готова находится вечность. Я все жду, когда он начнет ласкать меня между ног, и даже раздвигаю их. Но там по-прежнему одна лишь пульсирующая пустота. Взбесившиеся бабочки кричат, стонут, но мой искуситель их не слышит.
Я не выдерживаю, и моя рука проникает под резинку трусиков. Стон перемежается со вздохом удовлетворения. Я бесстыдно скольжу между влажных складочек, проникаю иногда чуть глубже, возвращаюсь и снова ласкаю, ласкаю, ласкаю.
Он отпускает из плена мою грудь и долго, не отрываясь, смотрит на играющую между ног шаловливую руку. Чуть-чуть приспускает трусики, открывая лучший обзор. Улыбаясь, наблюдает. В какой-то момент останавливает меня, перехватывает ладонью ладонь, подносит пальцы ко рту и жадно облизывает их. Переводит взгляд на меня. Я не вижу глаз, но точно знаю, что они голубые. Они приближаются, заглядывают мне в душу. Губы ловят мои. И мы бесконечно долго целуемся, пока все не пропадает в темноте, которая неожиданно обернулась в солнечное утро.
В моей голове теперь крутился один лишь вопрос. То, что происходило после парка в номере на простынях — это все чудесный сон или же… С волнением заглянула под простынь, укрывающую меня. Трусики и в самом деле были на мне, а вот все остальное, как я уже заметила, аккуратно сложенное, находилось на стуле. В кровати я лежала практически голенькая.
— Боже, боже, — залилась я краской и откинулась на подушку. Кажется, божественные ласки мне все-таки не приснились. Получается, Матвей снова довел меня, невменяемую, до номера и так чудесно уложил спать. Какой он милый.
Я мечтательно улыбнулась, украдкой коснулась груди и погладила соски. Они по-прежнему все еще горели, словно ожидали, что игры с ними повторятся. Я попробовала поласкать их сама, но ощущения были, конечно же, не те. Между ног все так же ныло от неудовлетворения. Я посмотрела на дверь, убеждаясь, что в комнате одна, приспустила трусики и запустила пальчики в складочки.
Мотя, конечно, молодец, что не воспользовался моим пьяным состоянием, отнесся с уважением и не трахнул меня. Но возбудить и бросить — это так жестоко. Мне срочно хотелось разрядки.