Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
Утром пришел папа. Виноватый. Ура, наконец-то виноватый! Может, так он уговорит маму вернуться поскорее?..
Папа меня обнял. Гладил по голове. Сам едва не заплакал. Так мама скорее вернется?.. Но про маму ничего не сказал, гад! Я сама расплакалась, опять, и кричала, что я так не могу. Что я хочу, чтобы все стало как раньше.
Папа опять повторил, что мама вернется. И обещал рассказывать мне сказки каждую неделю, в воскресенье. В субботу ему надо будет сидеть с сослуживцами — обсуждать всякую глупость, ради коллективного духа — а в воскресенье мы будем садиться рядом, я буду рассказывать, как у меня неделя прошла, а он — сказку.
Неделя закончилась, папа что-то там обсуждал между пивом с коллегами, пришел нетрезвый. Хотя
Мы вкусно и сытно поели. Мой папа умел готовить. Говорил, что когда-то его родители были на работе допоздна, а он готовил себе и брату. Тогда Тора еще был живой. Хотя он умер еще ребенком.
И папа уже вечером субботы расспрашивал, как у меня прошла неделя. Как будто могло быть что-то серьезнее и страшнее исчезновения мамы!
Мы поели и дружно помыли посуду.
Если узнаю, что это он обидел маму прежде, чем она ушла, он у меня мучаться будет! Я ему войну объявлю! А пока вот мирно поели и посуду помыли.
Потом пошли в мою комнату. Сидели напротив ниши с картиной и вазой, смотрели на старую картину в токонома: две женщины-аристократки и два маленьких мальчика, играющие рядом, старая усадьба и полная луна. Женщины молодые, красивые, с волосами до пола и еще чуть длинней. Спереди по бокам лица две прядки подрезаны у подбородка, значит, они замужем или просто имеют покровителей-любовников. Судя по длинным-длинным кимоно в несколько слоев — слои нежным переливом цветов выглядывали в вороте и из-под рукавов — это был еще период Хэйан. Хотя точно не знаю, девятый, десятый или одиннадцатый век. Да и у мальчиков древние прически: длинные волосы разделены ровным пробором, идущим от середины лба к затылку, собраны в длинные петли, до плеч, перевязанные шнурками, напоминающие бобы.
— Они красивые, — восхищенно сказала я, глядя на женщин.
Эти две сестры или две подруги часто притягивали мой взгляд, когда я заходила в комнату родителей. Мне нравилось любоваться ими. Да и, вообще, мне очень нравился период Хэйан. Еще с того времени, как впервые листала энциклопедию со старинными гравюрами и картинами. Я обожала фильмы про старину — и радостно прилипала взором к экрану, когда шло кино о старых временах. А уж как радовалась, когда мы шли в музее мимо выставленных старых-старых костюмов и старинной утвари! Такое ощущение было, будто я попала в сказку. Или в какой-то другой, иной мир! Разве что люди в современной одежде и охранник портили все удовольствие: когда они проходили мимо макета женщины в роскошных одеждах, то ощущение пребывания в другом мире или даже попадания в сказку разбивалось вдребезги и падало на дно души осколками досады и разочарования.
— Тут изображена усадьба аристократов, живших в период Хэйан, — добавил папа.
Серьезно кивнула, продолжая смотреть на картину.
Она манила меня… притягивала… Редко когда картины так сильно волновали мне душу. Хотя… Иногда, когда я смотрела на нее, мне почему-то казалось, что там чего-то не хватает. Только никак не могла понять, чего?..
— Хочешь, я тебе расскажу историю про них? — встрепенулся папа.
Радостно выдохнула:
— А ты знаешь? Про них?
Он смущенно помялся и сказал:
— Я придумаю.
И я серьезно тогда ему сказала:
— Хорошо, тогда завтра расскажешь про них.
— Могу и сегодня, — торопливо предложил папа.
В общем, хотя мы и договаривались на воскресенье, первую сказку я услышала от него еще в субботу.
Глава 2 — Амэноко, Дитя дождя
Каждый раз, когда идет дождь, я вспоминаю эту историю — и сердце мое тогда наполняют самые противоречивые чувства. Среди них и глубокое восхищение, и непередаваемый страх, и самая теплая нежность, и ядовитая горечью грусть.
Жил-был когда-то придворный и ученый. Родители нарекли его Хикару, в честь известного принца Хикару Гэндзи. Кто из аристократов не знает о талантливейшем, красивом и умном завоевателе женских сердец из популярного когда-то у аристократов романа «Гэндзи-моногатари»? Разумеется, родители желали сыну лучшей участи. Вырос мальчик — и стал придворным, ученым стал. Но не самым талантливым, так как многовато времени тратил на прелестниц из знатных домов и веселых кварталов. Женили его рано. Жена скоро родила ему дочь. Симпатичную девчонку. Дорога была сердцу отца мечта отдать дочку служить наследному принцу, так, глядишь, и наследника престола родит. А другой любви кроме как к своим честолюбивым планам у отца Аюму не было. Да и жена ему быстро прискучила. Тем более, что сына до сих пор не родила, а как же приличному человеку и без наследника?
Шли годы, подрастала единственная дочь ученого… И отец, на дочь глядя, еще больше невзлюбил жену: не хороша ему казалась Аюму. Вот среди обычных людей хороша, но красавиц-то в Ниппон(1) хватало, а среди красавиц девчонка была бы так себе. Как такую императору или наследнику в услужение отдать? Да и жены, наложницы его девчонку засмеют. Там же, во дворце, для потомков солнечной богини самые прекрасные из цветов собраны, ну, кроме тех, которых наглецы сорвать успели! И, нет, чтобы с горя податься с головой в науку — глядишь и вышло бы чего путное — подался аристократ с головой в иные увлечения. Злые языки ворчали, что нет в веселых кварталах женского изголовья, рядом с которым наш герой не лежал.
Шли годы… Минуло Аюму четырнадцать весен — впору уж и о женихах отцу призадуматься. А он все гнался за чужими улыбками и мимолетной женской красотой. Тем более, что жена его уж и стареть начала, красота ее увядать начинала. И однажды, возвращаясь под утро из веселого квартала, попал наш герой наизлобнейших киотских новостей под страшный дождь. Видно, то небо и кто-то из милостивых богов решили показать, какие реки слез за все года вытекли из глаз его жены. Ветром и дождем смыло слуг Хикару по разным улочкам. И остался он под небесным водопадом один, промокший и замерзший. Брел, не зная уж куда. Гром раскалывал небо и его голову через уши расколотить вдребезги пытался… Многочисленные красивые одежды вымокли и стали как камни, как ледяные глыбы… Жуткие яркие зловещие молнии безжалостно разрывали на клочки небо… А потом грохотнуло да полыхнуло так, что он повалился на колени, закрывая уши, полуослепнув от вспышки гнева небесных богов. И казалось ему, что сейчас поразит и его небесный огонь — и все. А ведь он еще к той новенькой из веселого квартала ни разу не заглянул, как тут помирать-то? Новый порыв чудовищного ветра шваркнул его лицом в грязь, распластал по дороге. А когда поднялся трясущийся Хикару, то решил, будто свихнулся от пережитого.
Она медленно шла по мокрой дороге, шлепая деревянными сандалиями. Многочисленные кимоно ее вымокли, обтянули хрупкую фигуру.
Пряди волос выпали из сложной прически… Длинные, густые волосы, они доставали до земли… Кожа ее была белее снега, губы чуть тронуты алой краской, глаза спокойные, словно и не было дикой непогоды вокруг… А какая изящная и обворожительная шея поднималась над воротами многослойных кимоно! Шея, которую высокая, рассыпавшаяся прическа почти не скрывала! Да в руках несла молодая незнакомка ручку от унесенного ветром зонта… Она медленно шла ему навстречу… Очередной громовой раскат прозвучал, а мужчина даже не шелохнулся. Очередной порыв ветра унес сердце его и память куда-то вдаль…