Моя пятнадцатая сказка
Шрифт:
Каппа долго смотрел им вслед и улыбался. Потом незаметно для людей залез в свое озеро, улегся на дне в самом глубоком месте и спокойно закрыл глаза.
…Будда смотрел с неба на землю. На самый край города, где выброшенная кем-то самка сенбернара вылизывала родившихся щенков. К нему подошел хозяин ада, кашлянул.
— Знаешь, я никак не могу найти в моих владениях душу одного каппы…
— А-а-а, он в раю, — Будда виновато улыбнулся, — Извини, совсем забегался, забыл тебя предупредить.
— Все понятно. Дела… Бывает, — божество ада с пониманием улыбнулось — и исчезло.
Будда смотрел на младшего из щенков, помесь
— Спи спокойно, маленький каппа. Спи спокойно, пока твоя мать жива. Через сорок один день ее застрелит подвыпивший якудза, срывая на ней злость. Ты, едва живой от голода, последний из всего выводка, выползешь на аллею — и тебя найдет твоя Еакэ. Ты будешь верным и добрым псом, будешь делать для счастья Еакэ и Сайвай все, что только сможешь. Они будут любить тебя, сильно-сильно. Через пятнадцать лет ты попадешь под колеса машины, успев вытолкнуть с ее пути их сына. Смерть твоя будет мучительная, но быстрая. Вся семья будет горько плакать о тебе. Еакэ и Сайвай будут терзаться, словно потеряли своего ребенка, а их дети — словно потеряли брата. Через два года у Еакэ и Сайвай родится поздний ребенок, самый младший из всех. Все его будут любить и лелеять. У него будет доброе сердце и острый ум, он станет ученым, который много доброго сделает для зверей, впрочем, более своей любимой работы будет ценить он своих родителей, братьев и сестер, да свою семью. Так ты снова будишь с ними, маленький каппа. Это твой рай. Я знаю, что ничего другого тебе и не надо. А пока спи спокойно.
Будда грустно улыбался, смотря с неба на Еакэ и двоих, любивших ее…
Примечания:
(1) Бимбо-но ками — бог бедности
(2) Аматэрасу — богиня солнца, самая главная из синтоистских богов. Она считается прародительницей императорской семьи Японии.
(3) Окия — дом гейш
(4) Нихон — самоназвание Японии
(5) Древние Фудоки. — М.: Наука, главная редакция восточной литературы, 1969. — с. 125–126.
Глава 5 — Что касается меня 3
4 февраля отмечался первый день риссюн, сезона начала весны. Как с неба падали снежинки, часто, так и с лица моего падали часто слезы — мне на руки или на одежду. Женщины на улице ходили с зонтами, укрываясь от снега. Мужчины — просто так. Я зонт не брала. Пусть снег падает на меня. Мне все равно было. Хотя… Я иногда задумывалась, что если заболею сильно, то в больницу попаду, а вдруг я там глаза открою — и увижу, что мама пришла?.. С папой вместе?! И тогда мы опять втроем будем, как в старые добрые времена.
Дни летели, снег падал, ненадолго посыпая улицы, дома и деревья, а потом таял. Мама все не возвращалась. А я все никак заболеть не могла. И план этот — план пока единственный — не мог сработать. Вот везло одноклассникам, у которых семьи большие были! Но моя мама была сирота, а родители и брат папы рано умерли. Я даже не знала родственников, у которых бы могла спросить, а они знают, куда мама ушла?.. А вдруг бы они знали и рассказали? Хотя бы мне? Детям же можно, даже если папа с мамой слишком поругались? Ведь дети же не могут жить без мамы! Хотя… Нет, если бы исчез мой папа вместо мамы, то это тоже было бы печально. Но и родственников других не было. Не у кого было мне спросить.
В общем, неделя была скучной.
Если не считать того, что одна из одноклассниц пригласила несколько девочек
Хотя… Может быть, дело в том, что она была дочерью чужестранки? Из-за моря? И ее тоже считали какой-то чужой, как и меня? И потому и меня пригласили. Девочек-то немного пришло, трое и я, не все из наших одноклассниц.
Снег тогда перестал падать на пару часов. А ее мама вспомнила, что забыла купить что-то важное к столу — и убежала в магазин. Брат девочки был в университете, причем, Токийском! Словом, нас осталось всего пять девочек, вместе. Мы рассматривали их семейные фотографии. И одна непривычная была, где ее мама была в национальной корейской одежде, ханбок: красная юбка-колокол до пола и белая кофта, чуть прикрывающая грудь, с лентой широкой, на одну петлю завязанной. По кофте шла вышивка тускло-голубых цветов с красными серединками, будто капельки крови рассыпаны. Хотя волосы у ее мамы были как и у японок — ровные, черные, по плечи обрезанные.
Мы впервые увидели ханбок и заинтересовались. Одежда! Да еще из-за моря! И такая нарядная, необычная…
Дон Ми рассказала нам все-все, как одевались раньше женщины в Корее, Стране утренней свежести. И, посмотрев на наши заинтересованные лица, на глаза оживленно сияющие, призналась, что этот самый ханбок вот в этой же квартире висит в родительском шкафу! Ну, конечно, мы стали упрашивать ее:
— Покажи!
— Ну, покажи!
— Покажи, пожалуйста!
— Дай его потрогать!
Мы сбегали на балкон посмотреть, не идет ли мама, чтоб Дон Ми меньше сомневалась. Но ее мама не шла. И на улице только брел молодой полицейский с велосипедом, задумчивый. Бегать ему не за кем было. И погода была не очень. Но он честно обходил доверенную ему территорию.
В общем, Дон Ми звездой нашего внимания быть понравилось. И мы прокрались в комнату ее родителей. И осторожно извлекли ханбок из чехла — в жизни он был еще более яркий и красивый — и даже осторожно нарядили в него Дон Ми. Она еще длинные волосы косой завязала и спустила по плечу. Ну, почти как корейская девочка-аристократка — простолюдины, что у них, что у нас носили одежду из ткани попроще, более тусклых цветов.
Мы, разумеется, спрашивали Дон Ми, не была ли ее мама аристократкой? Но девочка смущалась и таинственно молчала. Осторожно двигалась и танцевала в платье. Юбка, конечно, была огромной, но ей это изящно двигать руками не мешало.
Чуть погодя Дон Ми созналась, что у них дома есть еще и хэгым — струнный инструмент — и она даже играть на нем умеет.
— Ой, покажи!!! — взмолились мы.
Но показывать решили у открытого балкона, поставив девочку стоять на страже и высматривать маму. Нет, двух девочек, чтобы в разные стороны смотрели. А еще на мобильные телефоны нашли аудиозаписи с записей музыки хэгыма. Если мама ее придет, то мы соврем, что просто из интернета слушали музыку. Главное, успеть Дон Ми переодеться и хэгым убрать.