Моя судьба
Шрифт:
Часть 2
Зоопарк
и не только
Невеселая это участь — быть наследницей. Наследство — это не подарок, полученный из теплых рук любящего или, по крайней мере, симпатизирующего тебе человека. Это, увы, нечто совсем другое.
В свое время мне очень не понравился фильм Тарковского «Жертвоприношение». Он, как и большинство поздних фильмов этого легендарного режиссера, выводил меня из себя заумным и самодовольным занудством, однако мысль, положенная в основу фильма, показалась мне интересной и необычной: подарок — это жертвоприношение. А жертвоприношение, чтобы быть принятым, должно быть дорогим и важным для самого дарителя, «оторванным от сердца», если хотите. Иначе оно бессмысленно и не будет оценено ни божеством, ни человеком, если оно предназначено смертному. Отписанное наследство почти всегда передается
Свое второе в жизни наследство я получила от Большого Тао. Старик оставил практически все, что у него было, Маленькому Тао и Лине, моим детям, которых он считал своими то ли детьми, то ли внуками. Во всяком случае, то короткое время, что они пребывали рядом с ним, он называл временем своего счастья. Мне в наследство остался необычайный зоопарк Большого Тао и обязанность следить и заботиться о тех нескольких людях и семьях, что раньше работали на него. Среди них и Мики, и брат-повар, и то ли племянник, то ли племянница Дайана. Старик не велел давать им много денег сразу. Большой Тао считал, что помимо собственной воли способствовал тому, что племянник стал трансвеститом. Ничто не могло его разубедить в том, что мальчик решил стать девочкой исключительно от безделья, вызванного колоссальными подачками собственного дяди.
Но главное, о чем я должна заботиться согласно завещанию, — благополучие зоопарка, созданного Большим Тао. Я отвечаю за жизнь его питомцев, ветеринаров и смотрителей. Этот зоопарк одновременно и самый прекрасный, и самый страшный в мире — здесь нет ни одного здорового животного. Слепой тигр, несколько обезьянок, оставшихся без одной из конечностей, одна маленькая мартышка без обеих кистей на ручках. Здесь есть даже совсем обычные собаки и кошки, попавшие под колеса. Конечно, среди питомцев попадаются и жертвы междоусобных звериных разборок, но в основном здешние животные пострадали от человеческой жестокости. Слава богу, у представителей животного мира нет комплексов неполноценности: если безрукая обезьянка не чувствует боли, приспособилась передвигаться и принимать пищу и если, наконец, ее не дают в обиду, она счастлива ничуть не меньше, чем нормальная полноценная зверушка. Звери не стесняются своей ущербности!
Еще школьницей я еле дождалась, пока смогу по возрасту записаться в стрелковую секцию. Уже к десяти годам я прочитала уйму книжек о животных и природе, обожала Джеральда Даррелла, Сеттона Томпсона, рыдала над потрясающими книгами Фарли Моуэта «Не кричи — волки!» и «Кит на заклание». Не отрываясь смотрела каждую неделю телевизионную передачу «В мире животных». Я мечтала научиться хорошо стрелять, вырасти и надолго уходить в лес, где благодаря нашим бесконечным походам с отцом чувствовала себя как дома. Я представляла себе, как буду очень осторожно и совершенно бесшумно выслеживать каждую свою жертву. Вот на лужайку выскакивает заяц, и сразу в кустах напротив что-то осторожно шевелится. Но я первая! Я раньше нажимаю на спусковой крючок своего оружия, и… самодовольный охотник-спортсмен падает своей откормленной красной рожей в липкую черную грязь. А зайчик, хотя и испуганный грохотом моего выстрела, но живой, уносится в спасительную чащу. Нет, я не пошла этим путем и не стала грозой ублюдочного охотничьего племени. Детские мечты остались мечтами. Зато сейчас передо мной живая коллекция, собранная добрым стариком Тао. Я не знаю, сколь безупречной могла быть жизнь хозяина острова — Дракон Тао не был безгрешен, но за это ему отвечать не передо мной. А мне, моим детям, моим самым родным людям он приносил только одно добро, и моя обязанность выполнить его последнюю волю — сохранить этот зоопарк и продолжить дело его создателя. Большой Тао сделал так, что после его смерти я не буду нуждаться в деньгах, даже если у меня ничего не останется от заработанного и полученного в прошлой жизни. Я должна добиться того, чтобы этот зоопарк не только существовал, но и рекламировал себя, чтобы он стал доступен для экскурсантов, чтобы по всему миру начали открывать подобные ему. Старик, оставляя мне все, что собрал за долгую и не вполне, мягко скажем, праведную жизнь, не захотел напрямую потребовать, чтобы я прекратила работать. Но он все же сказал мне из последних сил, что оставляет мне деньги на жизнь всей моей семьи и на содержание зверинца со всем его персоналом, потому что сомневается, что у меня хватит времени на дела, а
Не знаю, как буду жить завтра, но хоть какое-то время попробую наслаждаться покоем. Я обхожу по очереди всех своих питомцев. В отдельном вольере меня ждет Гунька — та самая обезьянка, что попала в капкан обеими лапами. Гунька — на самом деле мальчик. У него нынче немножко грустный день — вчера от него отселили двух более мелких сородичей. Я часто подсаживаю к нему всяких детенышей, которые порой у нас рождаются и в отличие от взрослых животных здоровы. Но когда они подрастают и шалят уже не вполне по-детски, приходится их от Гуньки отделять, он себя защитить совсем не может. Я кормлю Гуньку и расчесываю ему шерсть — нет-нет, а заскочит к нему какая-нибудь вредная блоха, и без моей или чьей-нибудь еще помощи он не справится.
Дом Тао остался за Мики. То есть, по идее, Мики только присматривает за главным строением и тремя маленькими домиками вокруг озера, а жить там должны родные и близкие Большого Тао. Но им там селиться незачем, поэтому живет там только сам Мики с молодой женой, маленьким сынишкой и той самой пожилой тайкой, что помогала мне управиться с Линей после выхода из клиники доктора Харикумара. А в домиках иногда ночует кто-то из ветеринаров, когда ситуация в зоопарке не позволяет вернуться на ночь домой. Такое случается нередко — ведь контингент у нас специфический.
К половине восьмого утра я окончила утренний осмотр своих питомцев и направилась домой. Наш дом — это соединенные в единое целое два бунгало, купленные вместе с землей у несчастного влюбленного немца Леонарда. Я немало заплатила архитектору и строителям, чтобы получился именно такой дом, который я хотела. Так появилось уютное и просторное жилище, состоящее из двух абсолютно симметричных частей. Мы соединили их между собой зеленым коридором, накрытым сверху пропускающей свет крышей из трубчатого пластика — полигаля. До берега отсюда не больше пятидесяти метров. У меня есть свой катер и куча лучшего оборудования для подводного плавания. Я пристрастила к дайвингу все свое семейство, от мала до велика.
В конце пляжа уже виднеются ворота того самого поселка, где так же, как и раньше, стоит коттедж, который я снимала, вынашивая Маленького Тао, но никакого желания подходить к нему у меня нет. Меня до сих пор тошнит при воспоминании о том, как я чуть не потеряла навсегда столь желанного ребенка, и о том, чего мне стоило это последнее, я надеюсь, подобное приключение в моей жизни. Перед тем как зайти внутрь, я опять посмотрела в океанскую даль, и от бесконечной синевы мне стало хорошо и спокойно. Как это все-таки здорово, что через четыре дня Новый год! Новый, две тысячи пятый, год! Я рада, что в последние дни декабря меня окружают не голые продрогшие деревья, а вечнозеленые кокосовые пальмы. И нет под ногами фирменного московского «новогоднего коктейля» из мокрого снега, песка и соли, и не смолкает плеск ласковых и кротких волн!
Впрочем, в этом году мы решили все же справить Новый год среди снежных сугробов и выбрали для этой цели Финляндию. Дети уже несколько лет мечтали посетить родину Деда Мороза. Они улетели позавчера вечером, и я осталась на двое суток здесь одна, чтобы не оставлять надолго мое хлопотное хозяйство. Мой рейс с острова сегодня в полдень, а третьего января мне уже предстоит возвращаться. Больше, чем на неделю, я зоопарк на Мики не оставляю. Ведь именно я, и никто другой, отвечаю за свое наследство перед памятью Большого Тао.
Погром
и не только
Говорят, человек, побывавший однажды на самом краю пропасти, успевший проститься с жизнью и, несмотря ни на что, уцелевший, проживет долго. Если это правда, то жить мне до ста двадцати лет. Я не погибла в Полыньковской. Машины, примчавшиеся в деревню, привезли не тех, кто планировал меня убить. Это тоже была озверевшая толпа, но состояла она из тех, кто решил расправиться с чеченскими беженцами. Та социальная бомба, которой так опасался господин Култыгов, взорвалась. Во время чеченской свадьбы в Старой Днепровке вайнахи затеяли драку с местными жителями, славянами и казахами. От ножей быстро перешли к огнестрельному оружию. Удравший от меня Магомед на свадьбу не попал. Не добрался он и до своего хозяина Мурада. Один из фермеров, проезжая мимо антенны сотовой связи, увидел, как чеченец выскочил из своей «бэхи» и монтировкой разбил распределительный щит. Видимо, Магомед боялся, что я, завладев телефоном Аслана, вызову подмогу. Поэтому он лишил сотовой связи сотни людей в округе. Оказавшийся случайным свидетелем хлебороб не рискнул в одиночку разбираться с озверевшим вайнахом, но по рации передал эту информацию своим, поэтому Магомеда в Старой Днепровке ждали особо. Его вытащили из машины на центральной площади районного центра и буквально разорвали на части прямо перед зданием клуба.