Моя жена - всевидящая
Шрифт:
– Товарищ полковник, старшина Ковалев по вашему приказанию прибыл...
– Здесь командующий.
Теперь я замечаю генеральские лампасы и поворачиваюсь к ним.
– Отставить, - говорит генерал.
– Много там...
– Много. Нам не справиться до темна. Люди устали и там внутри дикая жара, солдаты не выдерживают, падают прямо в вагонах. Нужна хоть какая-нибудь замена.
Он кивает.
– Нет медикаментов...
– Это уже...
Генерал кивает в сторону. Я поворачиваю голову и вижу десятки санитарных
– Но они здесь, а раненых надо перенести через ручей.
– Надо, - генерал скептически смотрит на мою мокрую, покрытую красными и рыжими пятнами одежду.
– Если надо, то перенесут. Говоришь до ночи не справиться?
– Нет.
– Хорошо, иди. Сейчас вам будет замена.
Иду обратно, уже успешно перебираюсь через ручей и обойдя нескольких лежащих раненых, натыкаюсь на грязного, окровавленного Ярцева. Его глаза отупело смотрят на меня и не узнают.
– Валя, Ярцев, - я дергаю его.
Он приходит в себя.
– Старшина...
– Сейчас будет замена.
– Какой ужас. Столько покалеченных, а там...
Он устало выбрасывает руку.
– Их еще много. Мы даже не расчистили половины вагонов.
– А мы перевязываем простынями... Рвем их и мотаем, так прямо и мотаем...
Какие то гражданские ходят между лежащими и обыскивают их.
– А это кто?
– Воры, - равнодушно отвечает Ярцев.
– Вот я им сейчас...
– Сережа, не надо...
Но я пошел на ближайшую фигуру.
– Что ты здесь делаешь?
– Иди ты..., - огрызается тип.
Тут во мне прорывается злость. Я всаживаю ему кулаком в переносицу. Тело наглеца отлетает, он ногами зацепляется за раненого и падает... И тут я чувствую, что у меня больше нет сил, медленно опускаюсь на землю. Сзади раздались крики, из-за ручья к нам бежали сотни солдат и офицеров. Помощь пришла.
– Здорово вы его, - раздается женский голос.
Я узнаю ее, эта та женщина с вывернутой ногой, которую мы с Бобровым откапали в вагоне. Она приподняла голову с земли и смотрит на меня.
– Как ваша нога?
– Вправили. Ваш фельдшер вправил. Даже не спрашивая ни о чем, подошел, дернул, повернул ногу и пошел дальше. А вы откуда знаете, что у меня нога...?
– Я помогал, вытаскивал вас, когда застряли в сиденьях.
– Так это вы?
– Там еще один был...
Она кивает головой. Мимо нас топают солдатские сапоги. Один задерживаются у женщины.
– Вы, как?
Это с сумкой красного креста, худощавый солдатик.
– Я ничего. Вон там другим плохо.
Солдатик срывается и бежит дальше. Ко мне подходит Ярцев и садится рядом на землю. Вокруг начинают собираться люди нашей части. Приходит Селиванов, с мутными глазами, со своими, помешанными от всего увиденного и жары, ребятами. Эти падают на землю и кое-кто засыпает. Появляются солдаты всех четырех взводов, вид у них плачевный,
– Ну как, селедку достали?
– Какую селедку?
– в глазах тупое недоумение.
– А... Ну ее в....
Абрамов ругается.
– Ты Володьку не видел?
– Володьку? Нет.
Абрамов откидывается назад и, чуть не задев лежащую женщину, затихает на земле. Проходит минут двадцать.
– Старшина.
Это лейтенант Синицын, командир транспортного взвода.
– Поднимайте людей, пусть идут к машинам, мы отправляемся обратно в часть.
– Слушаюсь, - мои мускулы одеревенели, но я пересиливаю себя и поднимаюсь.
– Подъем. Все к машинам.
Замершая на земле масса людей зашевелилась и неохотно стала подниматься.
– Абрамов, подъем.
– Пошли вы все...
– Коля, - я наклоняюсь над ним, - пойдем, мне еще надо обойти все вагоны, посмотреть не отстал ли кто из наших. Ведите с лейтенантом людей.
Абрамов мрачно поднимается и первый идет к ручью. Остальные плетутся за ним.
– Вы уже уходите?
– приподнимается на локтях женщина.
– Да, уходим.
– До свидания, ребята. Спасибо вам.
– Вас как звать?
– я присаживаюсь на корточки перед ней.
– Оля.
– Все будет хорошо, Оля.
– Я надеюсь.
Я пожимаю ее плечо и отправляюсь к вагонам.
Лейтенант не захотел идти со всеми он шагает рядом со мной. Мы обшариваем вагоны, где уже трудятся, как муравьи, ребята из других частей. Потом возвращаемся обратно. Женщину уже унесли. Цепочки носильщиков переносят раненых на ту сторону ручья, где их обрабатывают в палатках и сортируют по машинам. Наша техника уже ушла и только "летучка", да машина радиостанции стоят прижавшись к деревьям. Синицын кивает на "летучку".
– Для нас оставили.
– А эти, - я киваю на радиостанции.
– Командующий приказал ей задержаться, пока здесь все не закончат...
Я открываю двери фургона и вижу на полу спящие фигуры. Сержант Абрамов, откинув голову на живот какого то солдата дергается лицом и его руки судорожно сжимаются, рядом всхлипывает во сне его друг Васенька. Кто то постанывает в углу. Я протискиваюсь между лежащими и сажусь на запасное колесо. Машина дергается. Поехали.
Два дня все отходят. Большинство не может прикоснуться к пище. Сержант Селиванов после первой ночи, проснулся с белой головой, все волосы поседели, Ярцев ушел в себя и ни с кем не говорит. Абрамов наоборот, всех и все кроет матом, в его наборе слов фигурируют только несколько матюгов, которыми он обозначает все. Офицеры нас пока не трогают, дают придти в себя. Весь мир вокруг нас изменился, только Володька Пресняк не изменился.