Моя жена - всевидящая
Шрифт:
– Это правда.
Она схватило меня за уши и поцеловала. Колдуньи тоже смертные люди и им доступно все мирское.
В палатке идут бурные дебаты о потустороннем мире. Мать Кати проснулась и сидя на лежанке Абрамова ест и миски кашу. При виде нас все замолчали.
– Мама, пора домой.
– Иду доченька, иду. Ты поесть не хочешь?
– Я бы хотела только чай с булкой и маслом.
– А Володя уже два раза чай приносил, - говорит мать, - все боялся что остынет...
Катя торопливо
В понедельник нас возвращают к реальной службе. Опять начинается муштра и бесконечно повторяющиеся ежегодные занятия.
В середине сентября наконец решили всех отправить на зимние квартиры. В железнодорожный тупик прислали платформы и часть стала загружаться на них. Я пришел в домик командира части.
– Что тебе, старшина?
– спросил он.
– Товарищ полковник, разрешите съездить в село Колосково, с невестой простится.
– Эта та, которая помогла раскрыть преступников?
– Она. А что, этих... поймали?
– Одного поймали, второй успел бежать. Значит с невестой? Хм... Мне следователь рассказывал о ней, необычная девушка. Вот что, старшина, бери мой газик и дуй в село. Через три часа газик должен вернуться к тупику и погрузиться на платформу. Понял?
– Так точно.
– Тогда, не тяни время, давай.
Катя встретила меня у входа в свое жалкое жилье.
– Уже час жду, а тебя нет, - говорит она.
– Ты знала, что я подъеду?
– Конечно.
Она нежно целует меня и тихо говорит.
– А ведь я собираюсь через две недели приехать к тебе.
– Зачем? Разве меня демобилизуют?
– Да. Пошли в дом, а то соседи вышли из своих нор, чтобы взглянуть на радость нашей встречи.
Я попросил шофера подождать у входа в полу развалившуюся избушку и пошел за Катей в дом. Мать встретила как родного. Обняла, потом долго мотала веником вокруг меня и наконец отпустила.
– Что она делала?
– спросил я.
– Порчу отгоняла.
– Но ты же знаешь мою судьбу, разве это надо делать?
– Это же мама. Она для страховки.
– В тот раз Веру стукнуло разрядом, не эта ли страховка.
– И эта тоже, - улыбается Катя, - не лезь к другим женщинам.
Мать приносит на стол рюмки и наливает какого то пойла, и когда мы выпиваем, то все это заедаем солеными огурцами с хлебом.
– Береги мою дочку, - говорит мать.
– Отдаю тебе единственное сокровище. Когда я там доченька отправлюсь на небо?
– Скоро.
– Вот видишь, паршивая у меня была жизнь, война, фашисты, здешние активисты, даже колхозники, все было против меня. Катя родилась и отдала я частицу мудрости и знаний ей, пусть пользуется той силой, которая ей дарована. Она принесет счастье не только тебе, но и другим.
–
– Так, ей нельзя ломать судьбу людей, но кое что другое она изменить может. Ты потом это поймешь.
Вдруг Катя дернулась.
– Что такое?
– Там, произошло... Что то сейчас произошло с твоим другом, Володей.
– Неужели...?
– Да.
– Я поеду в часть.
– Поезжай. Жди меня через две недели.
Катя подходит и обнимает меня. Я долго не могу оторваться от ее красивого лица.
– До свидания, моя колдунья.
– До свидания.
Мы подъехали уже поздно. Машина скорой помощи увезла Пресняка в морг.
– Что произошло?
– спросил я у Ярцева.
– Да видишь ли, установку крепили на платформе и Володька полез под машину скобы вбивать. Там спереди и сзади установки по бревну для страховки забивается. Вот он стал переползать через бревно, в это время к эшелону подкатил паровозик-толкач и сцепился с вагонами, да так, что установка качнулась и наехала вперед..., Володьку раздавило между бревном и днищем машины.
– А ведь она мне говорила об этом еще тогда...
– Катя? Она тебя предупреждала?
– Да.
– И ты ничего не сделал...
– Что я мог сделать? Я даже не знал как это произойдет.
– А она?
– Она знала его судьбу и не имела права ее исправлять.
– Что за дурацкие права у них... Впрочем, они живут в другом мире и нам ли их судить.
– Ты слишком мудрый, не погодам...
Ярцев дружески толкнул меня в плечо.
– Ладно, твою летучку уже погрузили и закрепили, я не пойду в общий вагон, к тебе приду чай пить. Ты не против?
Эшелон движется на север. В моей летучке собрался почти весь сержантский состав части. Васенька с Абрамовым где то успели купить водки, а я выдрал у снабженцев несколько селедок, лука и две буханки хлеба.
– Выпьем за Володьку, - поднимает свою кружку Абрамов, - сложный был мужик, но говорить плохо о покойниках не буду. Жаль его, все таки человек. Светлая ему память. Мать его...
Мы выпиваем и закусываем селедкой.
– А я на него все равно зол, - белеет седой гривой Селиванов, - мы в дерьме копались, а он где то шлялся.
– Брось, - спокойно говорит Ярцев, - смотри на это проще. Пресняк не был трусом и винить его в том, что он не был в этой клаоке нельзя, так сложились обстоятельства. Я после встречи с Катей, стал на все смотреть в разных плоскостях и знаешь, мне кажется, то что человеку уготовано, то и должно быть...
– Узнал бы замполит о твоих разговорах, влепил бы он тебе за метафизику, - хмыкает Абрамов.
При слове, "замполит", Селиванов зло плюется и взяв бутылку начинает разливать водку по кружкам.