Мозг отправьте по адресу...
Шрифт:
Память.
Память на события личной жизни была исключительная. По данным жены, то же отмечалось в отношении исторических событий (но не дат), прочитанных в книге, или услышанных из бесед фактов и научных теорий. На отвлеченные понятия память также была очень хорошая. Сам говорил, что с течением времени память на события, «взгляд в прошлое», становилась у него под влиянием упражнения все крепче и сильнее. Полагал, что память можно расширять так же, как сознание.
Обладал способностью углубляться в свои воспоминания, вплоть до самого раннего детства, «вныривать в прошлое».
Один из его товарищей по университету сообщает следующие данные:
Необыкновенная, феноменальная память на встречи, лица, даты, места. В 1923 г.
Мог спустя много лет рассказать очень точно и подробно то, что видел. Очень хорошо запоминал то, что слышал. Трудно установить, было ли превалирование зрительной памяти над слуховой или обратно. Было развито и то и другое «довольно равно». Может быть, был некоторый акцент на зрительной памяти, но это неясно.
493
См., например, «Материал к биографии (интимный)», над которым Белый трудился с 1923 года (Минувшее. Вып. 6, 8, 9) и предисловие к публикации Дж. Мальмстада (Минувшее. Вып. 6. С. 337–342). Помимо "Материала к биографии… " существует множество автобиографических текстов разного объема, где писатель скрупулезно фиксировал события собственной жизни. Так, подробный перечень «жизненных встреч» прилагается к «Ракурсу к Дневнику» (РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 100). После смерти Белого разбором его архива К.Н. Бугаева занималась вместе с А.С. Петровским. См.: раздел «Биографические материалы» в обзоре К. Бугаевой и А. Петровского Литературное наследство Андрея Белого // Литературное наследство. М., 1937. Т. 27–28. С. 633–634.
Когда в своих рассказах описывал в подробностях людей, то с одинаковой полнотой передавал как свои зрительные, так и слуховые от них впечатления. Передавал то, что было в отношении того или другого наиболее характерным.
В то же время, на фоне исключительного развития памяти в целом, были отдельные провалы. Так, жена сообщает:
Несмотря на свою очень хорошую память, никогда не мог точно передать ни одной цитаты. Не удавались даже стихотворные цитаты, даже пушкинские. Если нужно было что-либо цитировать (например, для лекций), всегда выписывал цитату полностью.
Не помнил своих стихов и быстро забывал их.
Приведем в заключение следующие чрезвычайно любопытные высказывания самого Б.Н. относительно механизма памяти и вообще характера восприятий, переданные нам его женой:
Говорил, что аппарат памяти у него был очень разработан. Бывал в состоянии как бы расслаивать получаемые впечатления. Подмечать виденное для настоящего и в то же время запоминать как бы «впрок», для будущего. Говорил, что восприятие окружающего у него идет многослойным образом: часть того, что воспринимал, воспринимал сознательно, а другую часть как бы подсознательно. Впоследствии, однако, мог эти подсознательные ощущения (например, как повязан галстух, поворот облака, форма куста) вызывать в сознании в процессе своей творческой деятельности. Сам сравнивал это «запоминание впрок» с фотографом, который «нащелкивает» ряд снимков на будущее, проявляемых им спустя тот или иной промежуток времени после того, как они сняты. Называл эту особенность восприятия и памяти «мой кодак». [494]
494
Подробнее см.: Бугаева К.Н. Воспоминания о Белом. С. 122–123.
Интересно, что когда запасал описанным выше образом впечатления «впрок», то внешне выглядел очень рассеянным.
Работоспособность.
Способен был к очень длительному сосредоточению на напряженной работе. Мог работать в любых условиях, можно было громко разговаривать и т. д. Единственным необходимым условием было наличие «доброй атмосферы», или отсутствие, по его выражению, «злых ветерков», т. е. отсутствие склок, дрязг и т. д. Даже когда они его непосредственно не касались. Все же и в этих условиях мог, но только на время, делать усилие над собою и заставлять себя работать. Из физических моментов очень сильно мешали творческой работе холод и плохое освещение. Мог заставлять себя работать при плохом душевном состоянии. Одновременно заниматься несколькими делами не мог. Сразу включался в работу, «как только садился за стол», так же быстро мог выключаться из работы по ее окончании.
Работа всегда была строго рассчитана. Если не выполнял в срок, то наверстывал впоследствии. Когда было необходимо, то мог перестраивать свою работу и весь распорядок дня в зависимости от внешних обстоятельств. Во время работы внешне был необыкновенно спокойный вид, без признаков усилия даже во время самых трудных и сложных моментов работы.
Личные переживания никогда не являлись фактором, снижающим его работоспособность. Напротив, отмечается скорее тенденция усиленно работать в периоды таких напряженных состояний, связанных с личными переживаниями, даже мучительными. Эти последние как бы вызывали усиление его творческой энергии.
В качестве одной из наиболее характерных его черт отмечали свойственную ему во всем, вплоть до мелочей, аккуратность и систематичность. Об этом дают представление следующие выдержки из бесед:
Был очень точен и аккуратен. Никогда не опаздывал на лекции и заседания, хотя бы и знал на собственном опыте, что начинаются с запозданием.
Когда творил художественно, то работал с точностью и педантичностью ученого. Сам придерживался той точки зрения, что противопоставлять искусство и науку друг другу невозможно, ненормально, что одно переходит в другое.
Во время путешествий сам раскладывал свои вещи в чемодане в определенном порядке. Особенно тщательно сортировал перед отъездом необходимые ему деловые бумаги. Никогда не терял нужных бумаг (рукописи же пропадали прежде нередко).
Во всем была система. Например, когда одно лето провел в Коктебеле, то загорал по особому, им выработанному методу. Стремился достигнуть наибольшего и притом равномерного повсюду загара. Для этого выбирал в определенные часы определенные места, сообразуясь с углом падения солнечных лучей. Подставлял под их действие части тела в определенном, заранее выработанном плане.
Необычайно резко был выражен во всем его психическом складе элемент познания окружающего, который является неотъемлемой частью его творческой деятельности. Показательно в этом отношении следующее излюбленное двустишие Пушкина, до известной степени являвшееся его девизом:
Я тебя понять хочу, Темный твой язык учу.
Этот момент налагает свою печать на все его действия, вплоть до мелочей, часто принимая курьезную форму, как, например, в следующих случаях:
Когда приходилось жить без домработницы, его обязанностью было подметать пол и стирать пыль. Предварительно тщательно исследовал строение пола, шероховатости его поверхности, направление ветра при метении. Подметал пол (всегда от себя), сообразуясь с этим предварительным изучением. Окончив подметать, собирал сор на бумагу и также тщательно изучал его состав. [495]
495
О манере Белого мести полы см. там же. С. 37.
Вот очень яркое высказывание одного его товарища по университету:
Было необычайное умение «видеть» любой предмет. Когда видел какой-нибудь предмет, сейчас же начинал его рассматривать, ощупывать руками со всех сторон. Это как бы выражало сущность его «хватки идей», строя и хода мыслей. Неутомимость познавательного процесса и желание приобщать к нему других людей.
Одной из существенных черт его мировоззрения было мнение, что в потенции человеческое познание неограниченно.
Чрезвычайно ценной чертой его характера является то, что из всего извлекал материал для своей творческой деятельности. Вероятно, этим объясняется то, что никогда не тяготился никакой работой.