Может быть, найдется там десять?
Шрифт:
Что же, это позволяет сделать предварительный вывод: люди первой шестерки ни в чем вредном не замечены, и поводов, чтобы посчитать их враждебной группой, нет.
Можно считать, что половина работы сделана. Но остается другая: проанализировать и вторую группу, до сих пор ожидающую под бдительным присмотром то ли разрешения на вход в обитель, то ли…
С ними придется разговаривать самому. Есть две возможности: пригласить, как и в первом случае, их старшину сюда или же самому выйти туда, к ним. Если предположить, что именно эти люди являются врагами, то в какой обстановке они будут чувствовать себя более уверенными и, следовательно, чуть менее собранными, напряженными, готовыми к психическому или физическому маневру: в стенах или на природе, вне стен? Снаружи, конечно: там в случае обострения гораздо больше возможностей для успешного отхода, сопротивления, для чего угодно. Значит, как ни неприятно, но придется выйти к ним. Еще и потому, что ведь обо всех своих действиях доведется подробно докладывать, и совсем неплохо прозвучит, что вот, мол, не считаясь с риском, пошел на личные контакты в неблагоприятной обстановке – ну, и так далее.
Хотя, по правде говоря, риск минимальный, практически его вообще нет: братьев-стрелков – и видимых, и располагающихся скрытно в гнездах – на порядок больше, чем шесть, и стреляет каждый из них прекрасно.
Но не в этом же дело, не в этом! Легко ли станет – дать сигнал к уничтожению? Не приведи Господь…
Но решение принято, и медлить больше нельзя.
Отец приор вызвал дежурного брата. Спросил отрывисто:
– Мое сопровождение?
– В готовности, ваше высокопреосвященство.
– Передайте: к главному подъезду. Я выхожу.
И – неторопливо, плавно, прямо-таки величественно направился к двери.
6
Пары разошлись по городу. Поиск сбежавших начался. Вышли все почти одновременно, только Ульдемир задержался немного, заставив своего напарника даже несколько понервничать, хотя был он человеком весьма опытным и обладал спокойным характером. Но сегодняшнее задание было необычным по своей многогранности: следовало одновременно и заниматься обычным, повседневным делом, и искать сбежавших ложномыслящих, и ко всему этому еще и очень внимательно приглядывать за своим новым партнером просто потому, что брат Аберрагин привык не доверять никому и ни в чем и полагался только на собственные наблюдения и свои выводы.
Ульдемир же замешкался не потому, что хотел заставить своего ведущего поволноваться, и уж вовсе не затем, чтобы дать понять, кто тут главный: тот, кого ждут, а не тот, кому приходится ожидать. Он просто решил перед тем, как приступить к тому, ради чего он и все его спутники тут оказались – к поискам людей, от существования которых зависела судьба всего этого мира, а может быть, и не только его, – разобраться в том состоянии, в каком сейчас находился этот мир в действительности, а не по умозаключениям хотя бы и столь авторитетных людей, как обитатели Фермы. Собственно, это и предусматривалось заранее, потому капитан и был наделен соответствующими способностями, какими люди планетарного уровня обычно не обладают. Он хотел лишь бегло просмотреть ситуацию, но случайно полученная информация заставила его отнестись к этому куда внимательнее.
Информация эта была почерпнута частью из выпуска мировых новостей, обычного, очередного, что передавали по собственному видеоканалу Храма, на который были постоянно настроены все приемные устройства обители Моимеда, частью же из реплик, какими обменялись приор и брат-секретарь, вошедший в кабинет, когда там происходил известный нам разговор. На экране Ульдемир, как и все, кто в эти мгновения уделил внимание сводке, увидел картину стихийного бедствия: где-то в мире, а именно – в провинции Трабан (капитан не имел никакого представления о том, где это, понятно было лишь – что на этой планете) буйствовал ураган, скорость ветра была, как он понял, переведя здешние меры в привычные для него, более двухсот километров в час, рушились дома, летели деревья и крыши, и океанские суда, вовремя не укрывшиеся, могучие волны швыряли о прибрежные скалы. Комментатор вскользь заметил, что с каждым годом ураганы становятся все мощнее, спросил неизвестно кого, к чему же это в конце концов может привести, и посетовал на то, что даже вся могучая современная техника вкупе с наукой ничего не могут поделать с неизвестно на что разгневавшейся природой. Брат же секретарь приора вошел тогда, чтобы доложить, что отец Варсон (кто он таков – не уточнялось) с великим сожалением сообщает, что лишен возможности нанести обещанный визит вследствие того, что вчерашнее восьмибалльное землетрясение привело в негодность все дороги в ареале, а установившийся после этого густейший туман не позволяет воспользоваться воздушным транспортом. Секретарь упомянул и о том, что, по словам отца Варсона, одновременно с этим стихийным бедствием начал пробуждаться недалекий вулкан (то ли Югот, то ли Юкот, капитан не разобрал), и население ареала находится в состоянии, близком к панике. Приор тогда, не теряя нити разговора, проговорил лишь: «Такова воля Божия, будем молиться».
Тогда это просто отложилось в памяти, но вот сейчас, погрузившись в необходимую медитацию, капитан смог увидеть не только картины того, о чем уже слышал, но и многое другое.
В мире было беспокойно. Те природные процессы, что происходили всегда, но так медленно, что обычно людьми не замечались, теперь многократно ускорились. Если раньше могучие платформы, составляющие основу океанского дна, вдвигались на востоке континента под материковые, более легкие плиты очень медленно, то теперь (как показали Ульдемиру) процесс этот шел очень быстро. Мощные землетрясения вскоре могут сделаться чуть ли не повседневными, а также и извержения, и цунами, и ураганы, и многое другое, а в конечном итоге гибель людей и всего того, что было ими создано за сотни и тысячи лет развития, продвижения по пути, ведущему не в тупик, но в бездну. Ульдемир понял, о чем думал Мастер, говоря, что не будет необходимости казнить этот мир, как нет смысла убивать смертельно больного: конец наступит сам собой. Мир умирает, потому что он перестал быть нужным всему Мирозданию, даже хуже: стал вредным для него. Источником заразы – так подумал Ульдемир. Так что не в приговоре Господнем дело, а в самом устройстве Мироздания: если созданное для благой цели начинает порождать зло – оно гибнет неизбежно, бесповоротно. Закон, если угодно, физики духа.
Глядя на это и переживая, капитан и опоздал к выходу. И когда наконец присоединился к своему ведущему, остальные были уже в городе и занимались своим делом.
Глава 10
1
Первые впечатления, впечатления детства, как правило, сохраняются человеком, его памятью на всю жизнь. И ту обстановку, те условия, в которых он впервые начал осознавать себя, он всегда будет считать (часто даже не понимая этого) естественными и нормальными, с ними будет сравнивать все то, с чем ему придется встретиться в дальнейшем и в них будут корениться его оценки, симпатии и антипатии. Поэтому каким бы знающим инженером ни стал в конце концов Гибкая Рука с Великих озер, сколько бы миров ни повидал, начиная с мира Даль и кончая Ассартом, он по-прежнему в глубине души самым естественным и прекрасным считал леса и воды, не оскверненные человеком технологической эры, а города, со всеми их удобствами и кажущейся легкостью жизни, оставались для него средой скорее враждебной, хотя бы потому, что множество их обитателей исповедовало другие ценности и обладало другими понятиями о честном и бесчестном, о своих и чужих, давно утратило понятия рода и племени и смысл своей жизни видело не в сохранении их через свое потомство, но лишь в том, чтобы эту свою собственную жизнь провести как можно легче, безмятежнее, безопаснее – пусть и в ущерб другим людям, сколько бы их ни было. А вот обитель и ее население он воспринял по-другому: эти люди уже походили на племя, к тому же дружественное – судя по тому, как они приняли вновь прибывших и согласились помочь в решении задачи, которую экипаж – следовательно, и сам индеец – теперь должен был выполнить на Альмезоте. Задача как раз и заключалась, по его мнению, в том, чтобы отыскать тут десяток людей, составлявших как бы еще один маленький род и воспринимавших жизнь так, как воспринимал ее он сам, а не все прочие, кого люди экипажа успели тут встретить и просмотреть. И Гибкая Рука был уверен, что найти таких людей удастся очень скоро: в том обилии обитателей, какое здесь существовало, даже если бы таких людей насчитывалось по одному на каждую тысячу – все равно, уже к вечеру все будет сделано. Именно в таком настроении покинул он стены обители, направляясь за своим ведущим – многоопытным братом по имени Котс О. Видал.
Следуя за ним, индеец оказался совершенно в другой, по сравнению с обителью, обстановке. Маршрут, каким он следовал, не отставая от брата, был проложен по окраине, как бы по дуге почти правильного круга, ограничивавшего городскую территорию. Быть может, индеец должен был удивиться, подумав, что в таких местах, где не было жилья и почти не встречалось прохожих, вряд ли удастся найти кого-то из тех, кого следовало отыскать. Однако ведущего, судя по его спокойствию и уверенной походке, это нимало не тревожило, и Рука приказал себе не беспокоиться, не отставать от нового сотоварища и лишь внимательно следить за его действиями для быстрейшего приобретения нужного опыта.
Впрочем, сомнения его, если они и были, просуществовали очень недолго. Потому что, пройдя еще одним замысловато искривленным переулком, они оказались вдруг перед обширным и открытым местом, в середине которого, метрах в трехстах, возвышалось огромное строение, то ли круглое, то ли не очень вытянутый овал, обладающее множеством входов и почти не имеющее окон – разве что в двух-трех местах виднелись их группы на первом этаже и на двух верхних из восьми. А двое, выйдя из переулка, сразу оказались на матовом покрытии широкой дороги, которая плавно поворачивала именно к увиденному строению. Оно, видимо, и было целью их похода и представляло собой – тут невозможно было ошибиться – громадный и, похоже, весьма современный стадион. Если бы в этом и возникли сомнения, то они враз рассеялись бы: обилие указателей, которыми вместе с великим множеством всяческой рекламы была обставлена не только дорога, но и все открытое зеленое пространство вокруг, говорило о том, что именно здесь не далее как через два дня произойдет величайшее событие года: финальная игра крупнейшего и самого значительного ежегодного турнира на приз «Единой Рекламы», всемирной и могучей корпорации, где встретятся «Пожиратели звезд» и «Снайперы Галактики», победоносно, хотя и не без больших усилий, пробившиеся в последнюю стадию громадного соревнования. Осознав все это, Гибкая Рука пожалел, что игра ему незнакома: понимай он в ней хоть что-нибудь, с удовольствием поболел бы за одну из команд – наугад, просто ради того, чтобы провести время с толком. И уже хотел было спросить у партнера, не согласится ли он хоть вкратце объяснить, как в это играют, но тот сам повернулся к нему и проговорил, усмехаясь:
– Вранье бессовестное, верно?
Гибкая Рука смог только пожать плечами, но тут же, чтобы не показаться невежливым, ответил и словесно:
– Ты говоришь так. Я не знаю…
– Значит, живешь неполной жизнью, – уверенно определил брат Котс.
– Объясни.
– Да тут и объяснять нечего. Вовсе это не самый-самый турнир, на деле он четвертый по рейтингу, и в нем даже не все лучшие команды заиграны. Но, как говорится, хозяин – барин, рекламщикам стесняться не пристало, вот они и пудрят мозги. Хотя нормального болельщика не проведешь, все знают, что чего стоит.