Мсье Лекок
Шрифт:
При таком предположении господин Семюлле побелел от ярости.
– Ах!.. Если бы я мог поверить в это! – воскликнул он. – Если бы я в этом был уверен!.. У вас есть доказательства? Существуют ли улики?
Молодой полицейский покачал головой.
– Даже если бы у меня были доказательства, – ответил он, – не знаю, воспользовался бы я ими. Разве это не означало бы лишить себя будущего? Если я хочу преуспеть в своей профессии, я должен быть готов и к другим предательствам. Всем профессиям присущи соперничество и ненависть. Заметьте, сударь, я не покушаюсь на честность Жевроля. За сто тысяч франков наличными, заплаченными сразу же, Жевроль не отпустит подозреваемого… Но он укроет от правосудия десять подозреваемых только в надежде заманить меня в западню, меня, кто отодвинул его на задний план.
Сколько всего объясняли эти слова! На сколько тайн, оставшихся неразгаданными, они проливали свет!.. Однако господин Семюлле не мог открыто разделять точку зрения молодого полицейского.
– Довольно, – сказал он Лекоку, – подождите меня в гостиной. Я оденусь и буду в вашем распоряжении… Я пошлю за экипажем. Надо торопиться, если я хочу сегодня увидеть господина генерального прокурора…
В тот день господин Семюлле, всегда безукоризненно выглядевший, потратил на свой туалет не больше четверти часа. Вскоре он вышел к ожидавшему его Лекоку и коротко сказал:
– Поехали.
Они уже садились в экипаж, как к господину Семюлле подбежал слуга, опрятный вид которого свидетельствовал о том, что он служит в богатом доме.
– А, это вы, Жан! – сказал следователь. – Как поживает ваш хозяин?
– Ему все лучше и лучше, сударь. Он послал меня узнать новости о вашей особе и спросить, как продвигается расследование.
– Положение дел не изменилось с тех пор, как я послал ему письмо. Передайте ему от меня поклон и скажите, что я выздоровел.
Слуга поклонился. Лекок сел рядом со следователем, и фиакр поехал.
– Это камердинер господина д’Эскорваля, – пояснил господин Семюлле.
– Следователя, который…
– Точно так. Он посылает его ко мне каждые два-три дня, чтобы узнать, что мы делаем с нашим загадочным Маем.
– Господин д’Эскорваль беспокоится?
– Очень беспокоится. Я понимаю его. Ведь это он возбудил дело и продолжал бы вести его, если бы, к сожалению, не упал. Возможно, он говорит себе, что вел бы его лучше, чем я. Мы сумели бы договориться. Я многое отдал бы, чтобы видеть его на моем месте…
Однако подобная перестановка вовсе не радовала Лекока.
«Как бы не так, – думал молодой полицейский, – этот высокомерный следователь никогда бы не согласился с предложением, на которое я уговорил господина Семюлле».
У Лекока были все основания поздравлять себя с успехом, поскольку следователь не собирался менять линии своего поведения. Господин Семюлле принадлежал к числу тех людей, которые долго принимают решения, но, приняв их, твердо стоят на своем и прямо идут к своей цели, не сворачивая с пути.
В тот же день план Лекока был принят в целом. Оставалось лишь проработать детали и назначить день побега. К вечеру вдова Шюпен вышла на свободу условно. О Полите теперь можно было не беспокоиться. Он предстал перед исправительным судом за кражу, к которой был причастен. К великому изумлению Полита, его приговорили к тринадцати месяцам тюремного заключения.
Теперь господину Семюлле оставалось только ждать, что весьма устраивало его, поскольку наступили пасхальные каникулы. И он смог вместе с семьей отправиться в провинцию, чтобы отдохнуть и дать волю своим мыслям.
В воскресенье, последний день каникул, господин Семюлле вернулся в Париж. Он был дома, когда ему сообщили о приходе слуги, присланном бюро по найму. Он должен был занять место уволенного. Это был мужчина лет сорока, с красным лицом, густыми волосами и пышными рыжими бакенбардами, скорее высокий, чем низкий, плотного телосложения, несколько скованный в новой одежде.
Мужчина хорошо поставленным голосом с ярко выраженным нормандским акцентом объяснил, что в течение двадцати лет служил в домах ученых, врача и нотариуса, что он знает о привычках, царящих во Дворце правосудия, и умеет сметать пыль с документов, не путая их…
Словом, он говорил так складно, что следователь, попросив дать ему сутки для сбора необходимых сведений, вытащил из кармана двадцать франков и протянул их мужчине. Но тот, резко изменив поведение и голос, рассмеялся и сказал:
– Господин следователь по-прежнему думает, что Май узнает меня?
– Господин Лекок!.. – воскликнул изумленный господин Семюлле.
– Он самый, сударь. Я пришел вам сказать, что если все готово для побега Мая… Если вы захотите вызвать его на допрос… Завтра, если вам угодно.
Глава XXXV
Вот что происходит, если следователь Суда департамента Сена собирается допрашивать подозреваемого, содержащегося в одной из тюрем, за исключением тюрьмы предварительного заключения, поскольку она непосредственно примыкает к Дворцу правосудия.
Следователь вручает привратнику ордер с предельно четкой и повелительной формулировкой, которая уже сама по себе дает представление о всемогуществе магистрата. Эта формулировка гласит:
«Надзиратель следственного изолятора ___________ передаст предъявителю данного ордера заключенного по фамилии ___________ с тем, чтобы сопроводить его в наш кабинет во Дворце правосудия, а затем водворить его в названный следственный изолятор».
Ничего больше, ничего меньше. Подпись, печать, и все торопятся выполнить предписание. Однако с момента получения этого ордера до водворения обратно директор тюрьмы освобождается от какой-либо ответственности. Что бы ни случилось, он имеет полное право умывать руки.
Сколько же хлопот доставляет перевозка самого мелкого жулика! Сколько возни! Какие меры предосторожности! Заключенного сажают в один из тех зловещих фургонов, которые днем можно видеть на набережной Орлож или во дворе Сен-Шапель, и запирают в одном из отделений.