Мучимые ересями
Шрифт:
Храмовые Земли
Снег за стенами Храма лежал толстым слоем, нехарактерным даже для Зиона в октябре, и продолжал падать непрерывно и густо, только для того, чтобы быть взбитым в безумные вихри жгучим ветром, с рёвом налетающим со стороны озера Пэй. Этот ветер нагромождал толстые глыбы разбитого озёрного льда на пронизывающе холодном берегу, гонял танцующих снежных демонов по улицам, лепил острые, как ножи, сугробы на каждом встреченном препятствии, и грыз любую обнажённую кожу ледяными клыками. По всему городу беднейшие его жители жались к любому источнику тепла, который только могли найти, но у слишком многих из них практически не было возможности согреться, и родители дрожали, наблюдая полными беспокойства
Разумеется, внутри Храма холода не было. Несмотря на устремлённый ввысь свод его громадного купола, сюда не проникал ни малейший сквозняк. Сооружение, воздвигнутое самими архангелами на туманной заре Творения, поддерживало внутри себя идеальную температуру, и полностью игнорировало ущерб, что беспощадная непогода этого мира могла нанести его наружным стенам.
Помпезность личных покоев, отведённых членам Совета Викариев, выходила далеко за пределы мечтаний простых смертных, и некоторые из них были намного изысканнее других. Покои, выделенные Великому Инквизитору Жасперу Клинтану, были как раз таким случаем. Угловые апартаменты на пятом этаже Храма. Две стороны главной гостиной и столовой были стеклянными — дивными, неразрушимыми, почти полностью невидимыми окнами работы рук архангелов. Совершенно прозрачные изнутри, окна отражали солнечный свет снаружи, как зеркальные стены из тонко отполированного серебра, и были совершенно непроницаемы для тепла — или холода — которое проходило и струилось сквозь стёкла, сделанные смертными. Все картины и скульптуры, подобранные с изысканным вкусом ценителя, добавляли пышного роскошного благолепия интерьеру апартаментов, с его толстыми коврами, рассеянным, без явных источников, освещением и идеальной температурой.
Архиепископ Уиллим Рейно посещал личные комнаты Великого Инквизитора далеко не в первый раз. Рейно был архиепископом Цян-у в Империи Харчонг. Кроме того, он был Адъютантом ордена Шуляра, что делало его старшим административным офицером Клинтана в Управлении Инквизиции. В следствии этого, Рейно был посвящён в самые сокровенные мысли Клинтана больше, чем кто-либо другой, включая его коллег по «Группе Четырёх», однако у Великого инквизитора были глубины, в которые даже Рейно никогда не заглядывал. Бездны, которые архиепископ никогда не хотел бы увидеть.
— Входи, Уиллим… входи! — радушно сказал Клинтан, когда Храмовый гвардеец, всегда стоявший снаружи его комнаты, открыл для Рейно дверь.
— Благодарю Вас, Ваша Светлость, — пробормотал Рейно, проходя мимо стражника.
Клинтан протянул своё кольцо, и Рейно наклонился, чтобы поцеловать его, затем выпрямился и спрятал руки в объёмные рукава своей сутаны. Остатки поистине грандиозной трапезы были рассыпаны и разлиты по всей поверхности большого обеденного стола, и Рейно старательно делал вид, что не замечает, что сервировано было на две персоны. Большинство викариев проявляли как минимум толику благоразумия, когда дело доходило до развлечения своих любовниц в священных пределах Храма. Все знали, что такое случается, но были правила, которых нужно было придерживаться, и приличия, которые должны были быть соблюдены.
Но Жаспер Клинтан не был как «большинство викариев». Он был Великим Инквизитором, хранителем совести Матери-Церкви, и бывали времена, когда даже Рейно, служивший ему десятилетиями, задавался вопросом, что именно происходит в его голове. Как один и тот же человек может быть таким ревностным, когда дело доходит до искоренения грехов других, и в то же время потворствовать своим собственным.
«Будь честным, Уиллим», — сказал себе архиепископ. — «Он фанатик, и он совершенно точно потакает своим желаниям, но по крайней мере он не притворяется перед коллегами. И он проводит удивительно чёткую границу между корыстью и смертельными в глазах Шуляра и Бога грехами. Он может быть самым раздражающим ханжой, из всех, кого ты когда-либо видел, но ты никогда не слышал, чтобы он осуждал кого-либо из своих собратьев-викариев за слабости плоти. За духовные слабости, да; он может быть абсолютно безжалостным, когда дело касается их, но он проявляет исключительное… понимание, когда речь идёт о привилегиях высокого поста».
Он
Рейно, как адъютант Инквизиции, был хорошо осведомлён, что среди иерархов Храма были те, кто не одобрял — в некоторых случаях, категорически, но тихо — пристрастие Клинтана к удовольствиям плоти. И конечно никто не пытался говорить об этом открыто, но Рейно пришлось очень тихо придушить несколько докладов об осуждающих комментариях, прежде чем они достигли ушей Великого Инквизитора. Тем не менее, было вполне естественно, что в них было определённое… недовольство. Кое-что из этого, вероятно, можно было списать на искреннюю зависть, хотя он был готов признать, что за большей частью скрывалось подлинное неодобрение такой чувственности. Действительно, бывали времена, когда Рейно сам испытывал схожее неодобрение. Но архиепископ давным-давно, ещё до того, как Клинтан занял свой нынешний пост, пришёл к выводу, что у всех людей есть недостатки, и чем выше забрался человек, тем сильнее его недостатки будут проявляться. Если Клинтан ограничивал свои особые недостатки погоней за плотскими удовольствиями, то это, несомненно, было намного лучше, чем-то, что Рейно наблюдал у некоторых Инквизиторов, которые использовали прикрытие своего высокого поста, чтобы потворствовать своему вкусу к ненужной жестокости.
— Спасибо, что пришёл так быстро, Уиллим, — продолжил Клинтан, подведя архиепископа к одному из невероятно удобных Храмовых кресел. Он улыбнулся, усаживая Рейно и лично наливая ему бокал вина. Нормальные застольные манеры Великого Инквизитора обычно занимали второе — или даже третье — место по сравнению с тем удовольствием, которое он привносил в еду и вино, но он мог быть невероятно любезным и очаровательным хозяином, когда хотел. И это обаяние не было притворным. Ему просто никогда не приходило в голову распространить его на кого-то вне круга близких людей, на которых он полагался и которым полностью доверял. Или, по крайней мере, доверял так, как никогда не доверял никому другому.
— Я не видел в вашем послании, Ваша Светлость, указания насколько срочно я должен прибыть сюда. Однако у меня всё равно были дела в Храме, требующие моего внимания, так что я счёл за лучшее незамедлительно откликнуться на ваш зов.
— Хотел бы я, что у меня была дюжина архиепископов и епископов, которые были бы так же надёжны, как ты, — сказал ему Клинтан. — Лангхорн! Я бы согласился на шестерых!
Рейно улыбнулся и склонил голову в лёгком поклоне, принимая комплимент. Затем он откинулся на спинку стула, держа бокал обеими руками и внимательно глядя на своего начальника.
Клинтан смотрел в протянувшееся от пола до потолка окно на кружащийся снаружи снег и ветер. Выражение его лица было почти восторженным, когда он созерцал ледяной поток белого цвета в течение почти трёх минут. Наконец он повернулся к Рейно и тоже откинулся на спинку стула.
— Что ж! — сказал он с таким видом, словно наконец-то приступил к делу. — Я уверен, что ты прочитал все отчёты об арестах черисийских торговых судов в позапрошлом месяце.
Он слегка изогнул одну бровь, и Рейно кивнул.
— Хорошо! Я был уверен, что ты так и сделаешь. А раз так, то ты, несомненно, осведомлён, что там были определённые… трудности.
— Да, Ваша Светлость, — подтвердил Рейно, когда Клинтан сделал паузу.
Конечно, архиепископ был осведомлён, что там возникли «трудности». Все в Зионе был отлично осведомлены об этом! То, что предположительно должно было быть упорядоченным арестом невооружённых, или, по крайней мере, легковооружённых, торговых судов в качестве первого шага к закрытию всех портов материка для всепроникающего черисийского торгового флота, превратилось в нечто совершенно иное. Возможно, не везде, но то, что Великий Инквизитор с удовольствием называл «трудностями», черисийцы собирались назвать «резнёй», когда весть об августовских событиях в портовом городе Фирейд в королевстве Дельфирак дойдёт до них.