Мумия, или Рамзес Проклятый
Шрифт:
Но сначала эта женщина; он должен вывести ее из сада и спрятать здесь, чтобы можно было убрать тело Генри.
Она ведь может напасть на людей, которые придут за Генри. И один ее вид способен их убить.
Возвращаясь во двор, Эллиот пытался навести в мыслях порядок. Они с Рамзесом никогда не были врагами. А теперь они союзники. И может быть… Но у него не осталось сил предаваться мечтам: надо сделать то, что задумано.
Эллиот сделал несколько осторожных шагов в сторону спящей на
Полуденное солнце жарило изо всех сил, и вдруг он испугался за нее. Эллиот посмотрел на нее и даже зажмурился: он увидел совсем не то, что ожидал.
Она стонала во сне; она мучилась по-прежнему, но это была совсем другая женщина – женщина потрясающей, изумительной красоты!
Правда, сквозь ее волнистые волосы на макушке виднелся большой участок белой кости, из челюсти выступал кусочек хряща. На правой руке вместо двух пальцев торчали голые кости, а из суставов по-прежнему сочилась кровь. И на груди все еще зияла огромная рана, обнажая белые ребра, прикрытые лишь тонкой мембраной крошечных капилляров.
Но лицо уже приобрело человеческий облик: округлые щеки розовели смуглым румянцем, изящно очерченные губы стали пунцовыми, кожа приобрела нежный оливковый оттенок.
Соски тоже были нежно-розового цвета, крепкие груди налились.
Что произошло? Требуется какое-то время, чтобы эликсир подействовал?
В смятении Эллиот приблизился к женщине. Жара стояла невыносимая. В голове у него помутилось. Стараясь не потерять сознания, он ухватился за колонну и немного постоял так, глядя на женщину, которая открыла свои светло-карие глаза.
Она вздрогнула, подняла правую руку и осмотрела ее. Она наверняка чувствовала, что с ней происходит. Казалось, раны причиняют ей сильную боль. Ахнув, женщина дотронулась до кровоточащей раны на руке.
Вряд ли она понимала, что выздоравливает. Безжизненно уронила руку на грудь, закрыла глаза и снова тихо заплакала, прошептав в полудреме:
– Рамзес…
– Пойдем со мной, – ласково обратился к ней Эллиот на латыни. – Пойдем в дом, там ты ляжешь на чистую постель.
Женщина испуганно посмотрела на него.
– Там тоже солнечно, – сказал Эллиот. И как только он произнес эти слова, его осенило. Именно солнце исцеляло ее! Он видел, как оно подействовало на ее руку, когда они шли по улицам. И та часть лица, которая не была укрыта покрывалом, тоже восстановилась.
И Рамзеса пробудило к жизни именно солнце. Вот как объясняются начертанные на саркофаге странные слова, запрещающие впускать солнечный свет в усыпальницу.
Но сейчас не время предаваться размышлениям или заниматься расспросами. Женщина села, на груди у нее теперь не было ветхих лохмотьев, а лицо, обращенное к Эллиоту, оказалось красивой овальной формы, щеки рдели румянцем, глаза холодно светились.
Она протянула Эллиоту руку, но, заметив костлявые пальцы, тут же с шипением отдернула ее.
– Нет, доверься
Он повел ее в спальню. Она рассматривала находившиеся в комнате предметы. Ногой потрогала мягкий персидский ковер. Посмотрела на маленький граммофон. Интересно, каким ей видится черный диск пластинки?
Эллиот попробовал подтолкнуть ее к кровати, но женщина не пошевелилась. Она увидела на туалетном столике газету, взяла ее в руки и стала разглядывать оперную афишу: привлекательную египтянку и ее воинственного возлюбленного, стоящих на фоне трех пирамид и египетских пальм.
Глядя на картинку, она взволнованно застонала. Потом ее палец заскользил по колонкам английских слов, и она посмотрела на Эллиота огромными полубезумными глазами.
– Это мой язык, – пояснил он ей на латыни. – Английский. Это афиша музыкальной драмы, которая называется оперой.
– Говори по-английски, – попросила она его на латыни. У нее был резкий, но приятный голос. – Прошу тебя, говори.
Возле входной двери раздался какой-то шум. Эллиот взял женщину за руку и оттащил от окна.
– Незнакомые люди, – сказал он по-английски и тут же перевел свои слова на латынь. И дальше продолжал говорить уже на двух языках, делая синхронный перевод. – Ляг и отдохни, а я принесу тебе еды.
Она вскинула голову, прислушиваясь к голосам, доносившимся из другой комнаты. Потом ее тело судорожно дернулось, и она приложила руку к раненой груди. Да, они очень болели, эти ужасные кровоточащие язвы. Но ее беспокоило что-то еще, потому что тело продолжало дергаться в конвульсиях. Каждый звук пугал ее.
Эллиот быстро подвел ее к кровати и, отдернув сетчатый полог, уложил на кружевные подушки. Когда она улеглась, на лице ее отразилось огромное облегчение. Потом она снова задрожала, пальцы стали судорожно ощупывать веки, и она инстинктивно повернулась к солнцу. Надо обязательно укрыть ее, ведь на ней лишь несколько жалких лоскутков полотна, тонкого, как бумага, поэтому она и тянулась к солнечному теплу.
Эллиот распахнул ставни, и в комнату ворвалось солнце.
Потом он бросился к двери, ведущей в гостиную, и плотно прикрыл ее. Посмотрел в окно, выходившее во двор.
Маленка как раз открывала садовую калитку. Вошли двое мужчин со свернутым в рулон ковром. Они раскатали ковер, переложили на него тело Генри и снова скатали.
При виде тяжело обвисших человеческих конечностей Эллиот почувствовал слабость. Он сглотнул, и спазм сдавил грудную клетку.
Потом он услышал тихий плач, доносившийся с кровати. Эллиот вернулся к женщине и взглянул на нее. Трудно сказать, продолжалось ли исцеление. И тогда он вспомнил о пузырьке, спрятанном в кармане.
Он колебался одно мгновение. А кто бы не колебался? В пузырьке было всего несколько капель. Видеть ее страдания было невыносимо.