Мурлов, или Преодоление отсутствия
Шрифт:
– Можно?
Вахтер молча протянул Мурлову трубку.
– Извините, как позвонить Горенштейну?
Вахтер молча ткнул пальцем в список под стеклом. Какие басни имел в виду граф?
– Мне графа. Граф? Это Мурлов. Мне больше подходит примечание.
– И что же вы хотите взамен? – донесся с хрипотцой, но сочный, как груша, голос Горенштейна. – Не забыли про эквивалент?
– Не забыл. Я полагаю, для вас это не будет превышать сумму, указанную в контракте.
– Вы сильно рискуете, голубчик. Откуда вам знать
Мурлов набрал домашний номер.
– Дима? Наконец-то! Ну, рассказывай, рассказывай, – глухо, как из другой жизни, послышался голос Натальи.
– Любопытство не порок, – сказал Мурлов и с ужасом подумал, не относятся ли устные условия контракта и к родной, что называется, жене. Наверное, нет. Да ну, абсурд! При чем тут жена? Он рассказал ей все, даже о девицах, не посвятив лишь в последнее свое решение. Еще начнет переубеждать.
– Ну, что там, что было еще? – допытывалась жена.
– Не забудь Сизикову позвонить. Скажи… Придумай сама, что сказать. Коньяк пообещай, пару бутылок.
Вахтер, казалось, не прислушивался к разговору и читал толстую книгу в потертом коленкоровом переплете. На маленькой плиточке закипел чайник. Старик привычными движениями, не отрываясь от книги, заварил в стакане чай.
– Как граф? Он тебя берет на работу? Понравился ты ему? Что обещал? Загранку? А семья? Или один? – снова и снова спрашивала она, хотя он обо всем уже подробно рассказал. – Дима, тут у меня его визитка. На ней слово какое-то. «Пора». На рубашке, белым по черному. Что пора? Куда пора? Дима!
Что это она? Боится, что он положит трубку? Мурлов замолчал.
– Дима! Димочка! Не клади трубку! Ради Бога! Ради всего святого! Любимый! Родной! – донеслось из телефона.
Мурлов испуганно посмотрел на вахтера и тихо опустил трубку на аппарат. Аппарат явственно сам произнес:
– Вот и все.
У вахтера в глазах промелькнуло сожаление.
– Вот это вы зря. Никогда не надо спешить, – сказал он. – Время-то зачем раньше времени закрывать. Оно само закроется, когда ему надо будет. И без скрежета закроется. У него дверь – всем дверям дверь! Вы, по всей видимости, к директору? Директора еще нет…
Глава 43. О домовом Филе
Когда Мурловы переехали на новую квартиру, Наталья захватила с собой и домового Филю. Для этого она на старой квартире поклонилась всем четырем углам спальни и сказала:
– Филя, малыш! Пойдем жить с нами на новую квартиру. Тебя там никто не станет обижать и ты будешь полным хозяином! Пошли, а?
Филя поселился на их старой квартире с незапамятных времен, года через два после свадьбы Мурлова и Натальи, а может, и раньше. Началось с того, что Наталья стала вдруг слышать какие-то звуки, шорохи, которые раньше не слышала, и замечать тени и движения воздуха, которых до этого не было. Лежит она, например, в спальне, читает и слышит, как из кухни ее зовет кто-то:
– Ната-аша!
– Чего? Чего вам? – спрашивает она.
А из кухни опять:
– Ната-аша!
Она поднимается, идет на кухню.
– Ну, чего вам надо? – спрашивает, а спрашивать-то не у кого, никого нет на кухне. – Ты, что ль, звал? – спрашивает она Мурлова.
– Когда?
– Ты? – спрашивает Димку.
– Нет, мамочка.
И так чуть ли не каждый день.
– Вы ничего не слышали?
– Ничего.
А раз ничего не слышали, как тут объяснить свои галлюцинации. А то стряпает, а ее за юбку кто-то сзади вроде как дернет или потреплет легонько. Посмотрит – никого нет. Кошка на шкафу дрыхнет. Собака в кресле свернулась. Через месяц таких «кажимостей» Наталья стала усмирять Невидимку.
– Филя! – (она назвала его Филей) – Филя, не безобразничай! Не отвлекай меня от дел!
И Филя переставал безобразничать и смолкал, и не дергал ее за подол до следующего вечера. Но ночью вздыхал на кухне, открывал и закрывал дверцы шкафов, шлепал босыми ногами по полу, таскал тапки с места на место, вздыхал и бормотал что-то себе под нос. Наталья сообразила, что Филя неспроста шарашится всю ночь по кухне, видать, проголодался. Кто ж его накормит, если не она? С чего бы это он стал пересыпать то рис, то гречку из одной банки в другую, а перловку вообще высыпал в мусорное ведро. И она стала оставлять ему то баранку, то конфетку, то вафлю, то булочку. Филя был явно сладкоежка, так как все съедал до последней крошки. А больше всего ему нравились торты и всякая выпечка.
– Смотри, Филя, от ожирения придется лечиться! – предупреждала Наталья.
А еще он любил вина – кагор и клюковку. Сходил по ним с ума, как кошка по валерьянке.
Однажды Мурлов с тринадцатой зарплаты купил в ресторане «Центральный» огромный торт, оставшийся от свадьбы прокурора области. Он взял в руки нож и со словами: «Режу на шесть частей, двенадцать мне не осилить», – разрезал торт на шесть огромных кусков. Большому куску рот радуется. Но шесть радостных ртов, включая рот бабушки, смогли осилить только половину кулинарного гиганта. Наталья забыла убрать на ночь оставшуюся половину торта в холодильник. Торт и банку с айвовым вареньем Филя воспринял с чувством глубочайшей благодарности, он всю ночь чавкал и гремел посудой, а весь следующий день охал от рези в животе; а дети и Мурлов искренне недоумевали, куда же подевался торт, и косо посматривали на сладкоежку бабушку.
А месяца через два Филя пристрастился к телевизору. Встанет где-то справа от Натальи и сопит. Сопит и хнычет.
– Не гунди! – скажет ему бывало Наталья. – Сядь в кресло!
Сядет Филя в кресло и смотрит дальше телевизор молча. Чтобы Филя не отвлекал от просмотра передач, пришлось поставить ему отдельно старое кресло, и если кто, позабывшись, плюхался в него, Филя тут же начинал хныкать и дергать его за рукав. Гостей раз и навсегда предупредили, что это кресло стоит исключительно для кошки и собаки, чем вызвали у знакомых и родственников достаточное количество пересудов, замешанных на легкой досаде.
Потом он стал спать в ногах у Натальи, где всю жизнь спала кошка. В первый раз Наталью охватил ужас, когда она увидела, как кошка вдруг изогнулась дугой, все волосы на ее морде встали торчком, глаза дико округлились и она соскочила с постели и убежала, а на ноги Натальи опустилась такая же тяжесть, как от кошки. Наталья полночи боялась ногой шевельнуть. Потом уснула и проснулась оттого, что ее кто-то бил по ногам – тук, тук-тук! тук, тук-тук! Она ноги отдернула – перестали постукивать. Потом в полудреме забылась, ноги вытянула, видно, прижала Филю, и тот снова застукал – тук, тук-тук! А кошка с того дня стала худеть, перестала есть, совсем извелась, бедняга. Наталья в сердцах отругала Филю: