Мушкетёр Её Высочества
Шрифт:
Орлов зашёл за ширму, стоящую в углу, и, кляня себя за неосторожность в даче обещаний, разделся.
— Ложитесь на кушетку, вам будет удобнее, — предложила Эмилия. Орлов прилёг на кушетку, прикрыв некоторые места рукой.
— Прикрывать ничего не нужно, — попросила Эмилия и начала рисовать, вначале набрасывая контур карандашом, а потом принялась за кисти. Орлов, немного смущаясь, первое время мужественно пялился на Эмилию, а к концу сеанса, незаметно для себя, прикорнул.
Он был разбужен поцелуем. Эмилия, прильнув к нему, нежно касалась его губами, поглаживая рукой затылок.
— Я пришла подарить вам себя, — прошептала она, целуя его в губы.
— Вы всегда так расплачиваетесь с натурщиками, — уколол её Орлов между поцелуями.
— Нет, — сказала она, оторвавшись от его губ, — вы первый, с кем я так поступаю, и, вероятно, последний.
Они перестали разговаривать, чувствуя, что их тела давно ожидают ласки, а губы хотят заняться другой работой, исключающей всякую болтовню. Они останавливались на несколько минут, задыхаясь, но не в силах оторваться друг от друга, снова переплелись, истощая все запасы невысказанной любви. Когда, совсем изнеможённые, они расставались поздним вечером, Орлов спросил:
— Я могу посетить вас ещё?
— Да, Мишель, — сказала Эмилия, — я буду тебя рисовать.
— Тише ты! — зловеще зашипела Генриета, глядя на Мартино, который гремел отмычками, точно был у себя дома. Розалия, стоящая на шухере и выглядывающая в калитку, обернулась к ним, исказив лицо ужасной гримасой. Замок щёлкнул и открылся, отчего Генриета вздохнула и сразу проскользнула в дверь. Она привычно прошла на второй этаж в спальню и вытащила ящики из прикроватной тумбочки, откуда выгребла себе в карманы все украшения.
Мартино деловито подошёл к картине, висящей напротив кровати и изображавшей зелёный луг с яркими жёлтыми цветами, ловко снял её, и перед ним оказалась деревянная дверка в стене, которую он сковырнул одним движением фомки. В нише лежала кучка золотых наполеондоров [12], которые Мартино сгрёб и спрятал во внутренний карман.
— Всё, идем! — сказала Генриета, и они опустились на первый этаж.
— Подожди, — сказал Мартино и отправился на кухню, где принялся греметь посудой.
— Оставь в покое ложки, дурак, — зашипела Генриета, но Мартино, не глядя на неё, запихивал серебряные приборы за пазуху. Не успокоившись на этом, он зашёл в мастерскую, где нашёл несколько картин, которые завернул в белую простыню и вышел из дома. Генриета, увидев его с картинами под мышкой, закатила в ужасе глаза и стучала себя по лбу, показывая, что Мартино дурак, каких мало на свете.
Розалия, выглянув через калитку на улицу, замахала им рукой, чтобы они торопились, и троица, петляя по переулкам, вскоре скрылась в их лабиринтах.
— Я дурак, — повторил Ламбре, стукнув себя по лбу. Мурик смотрел на него, ожидая продолжения. Ламбе, повернувшись к нему, возбуждённо сообщил:
— Мы были не на той улице.
— Объясни, — потребовал Мурик.
— Есть ещё одна улица Роменвиль, в Сен-Сен-Дени, — сообщил Ламбре, — только она находится под водой возле острова Монтрей.
Он добавил, что у его подруги, Шанталь, есть всё снаряжение для подводной экспедиции и тут же вызвал её по капу. Судя по беседе Ламбре, Мурик понял, что его помощника с Шанталь связывали совсем не дружеские, а весьма близкие отношения, которые Ламбре пытался скрыть.
Закончив разговор с подругой, он, слегка покрасневший, повернулся к Мурику и сообщил:
— Она будет ждать нас на базе возле парка Сен-Клу, рядом с шоссе 13А на Нормандию.
Прямо по курсу торчала из воды Эйфелева башня, напоминая о бесплодности усилий человека над природой. Справа, вдали, виднелся остров Сюрен, внизу плескались волны Парижского моря, а впереди бежали два парусника, пытаясь обогнать их. Магнетик легко двигался на запад, туда, где прямо с воды поднимались кварталы Сен-Клу.
Магнетик слегка вздрагивал, соскальзывая из одних магнитных струн на другие, жалуясь, что используют его не по назначению, ведь он птица высоких и далёких полётов, а не для каботажного плавания.
Свою подругу Ламбре заметил издали, что было не удивительно, так как на ней горела ярко красная спасательная куртка и такого же цвета шорты в обтяжку. Её фигура могла свести с ума не только Ламбре, а и любого мужчину, стоило только окинуть её взглядом.
Шанталь занималась тем, что подсоединяла баллончик и надувала большую пластмассовую лодку в виде катамарана. Увидев приближающийся магнетик, она замахала красной косынкой, привлекая их внимание. Ламбре, исходя слюной от восхищения, как кот раздевал её взглядом, и предпочёл бы заниматься не расследованием, а делами более приятными, но иронический взгляд Мурика остужал её намерения.
Когда магнетик приземлился рядом с катамараном, Ламбре первым выскочил из магнетика и поцеловал Шанталь в щёчку, а не будь здесь Мурика, то непременно впился бы в сочные губы девушки.
— Шанталь, — представилась девушка, разглядывая начальника Ламбре, о котором тот отзывался весьма нелестно.
— Михаил, — кивнул Мурик и у Ламбре полезли глаза на лоб: начальник, если и представлялся когда, то не иначе, как Мурик или Михаил Васильевич.
Они поставили мачту и сдвинули катамаран в воду. Лёгкие санитовые [13]паруса взметнулись к небесам, и катамаран понесло по волнам, точно пушинку.
Ламбре что-то нашёптывал Шанталь, помогая ей управлять парусом и их смех и французский язык, на который они перешли, не отвлекал Мурика от раздумий, а думать было о чём.