Мушкетёр Её Высочества
Шрифт:
— Знаю я, какие у них «нужды», — зло зашептала на ухо Вера, — водку жлуктают с самого утра, да свои революционные песни орут.
— Может, им, и правда, места не хватает, — возразила Даша, видя, что уполномоченный чувствует себя весьма стеснительно.
— Да, ну тебя, малахольную, — зашипела Вера на сестру, зная её сердобольный характер.
— Если желаете, я вам выпишу ордер на комнату в пролетарском общежитии, — сочувственно сообщил уполномоченный, но видя, что дамы не горят желанием кормить клопов, спешно ретировался.
— Что делать будем, сердешная? — смирившись с неотвратимым, спросила Вера, оседлав стул.
— К тёте Офелии едем в Одессу, — сказала Даша, наблюдая в окно, как уполномоченный засеменил во флигель, где занимал под свой кабинет спальню для гостей.
— Дашка! Ты с ума сошла ехать в такое время, в такую даль, — только и сказала Вера, понимая, что другого выхода у них нет. В Москве часто был недостаток продуктов, которые дорожали непомерно, а чтобы выстоять очередь у лавки, то нужно занимать её с вечера или покупать припасы у мешочников втридорога.
С этого времени у них начался кошмар, который организовывала Вера, пытаясь выжать из данной ситуации хоть какую-то каплю стабильности в будущей жизни. Не собираясь уезжать с голыми руками, Вера организовала в их квартире подобие мебельного салона, куда с утра до вечера приезжали покупатели и, поторговавшись, забирали то, что ещё осталось от мебели. От того, что дверью всё время хлопали, комнаты совсем выстудились, и Вера затопила печь, притащив дрова из сарая во дворе.
— А где мы будем спать? — робко спросила Даша, когда толстый крестьянин нагрузил на сани последнюю деревянную кровать, на которой они спали с Верой, так как в одиночке ночью оставаться боялись.
— В углу поспим на матрасе, — по-житейски просто ответила Вера, пересчитывая царские рубли и пряча их за пазуху, почему-то думая, что там их никто не отнимет. В итоге, далеко до последнего срока, их комнаты оказались пусты, а из посуды остались только серебряные ложки.
— А как мы будем кушать? — снова спросила Даша, наперёд зная ответ Веры, но та неожиданно сообщила:
— Здесь нам кушать больше не придётся.
Оторопевшая Даша смотрела на сестру и Вера объяснила:
— Мы сегодня уезжаем.
— Как? — оторопело спросила Даша.
— Что же мы даром помещение освобождаем! — возмутилась Вера и объяснила Даше: — Я сегодня к нашему уполномоченному ходила и потребовала бумагу на проезд до Одессы.
— И что?
— Дал, как миленький, — сказала Вера, вытягивая из-за пазухи бумагу, и, глядя на удивлённое лицо Даши, добавила: — У них же контора – железнодорожная!
Даша прочитала бумагу, прибитую всё той же грязной фиолетовой печатью, и подняла на Веру восторженные глаза:
— Верунчик, ты даёшь, — сказала она, вчитываясь в бумагу, а потом подняла удивлённый взгляд на Веру: — Мы что, едем втроём?
— Да, — сказала Вера и скомандовала: — Собирай вещи, через час приедет извозчик.
Даша не стала спорить и расспрашивать Веру о таинственном третьем пассажире, а принялась собирать вещи в чемодан.
— Ты что делаешь? — спросила Вера, глядя, как Даша пытается запихнуть в него свои вещи.
— Пакую вещи, — сообщила Даша и спросила: — А что?
— Возьми, вот, — сказала Вера и подала ей мешок.
— В нем же всё помнётся, — возразила Даша.
— А чемодан у тебя отберут через десять минут, — убеждённо сообщила Вера. Даше ничего не оставалось, как переложить свои вещи в мешок.
В дверь постучали, и Даша пошла к двери. Открыв её, Даша увидела невысокую женщину средних лет в черном подряснике, опоясанном поясом, на котором висели чётки, а голову закрывал такой же чёрный апостольник, под которым угадывалась скуфейка.
— Верку позови, — властно сказала женщина, озираясь на голые стены. Даша потопала во вторую комнату и шепнула Вере: — Там к тебе какая-то монашка пришла.
— А Василиса! — воскликнула Вера, когда увидела женщину и троекратно с ней поцеловалась.
— Принесла? — спросила она, и Василиса вытащила из мешка чёрные одежды.
— Переодевайся, — приказала Вера, и Даша растерянно спросила: — Зачем?
Вера посмотрела на неё, как на юродивую и спросила: — Дашка, ты дура?
— Не богохульствуй! — грозно сказала Василиса, но по блеску её глаз Даша поняла, что у Веры с монахиней полное взаимопонимание. Видимо, она была из ближайшего Никитского монастыря на их улице. Василиса помогла Даше облачиться в подрясник, на голову водрузила апостольник, а поверху надела пальто.
Одевшись, Даша увидела Веру, которая крутилась возле не проданного зеркала. Чёрная форма ей несказанно шла и если Вера хотела замаскировать в себе девушку, то церковные одежды делали обратное – в них она выглядела сексуально. Даша глянула на себя и увидела, что её бледное лицо только оттенялось апостольником, делая её загадочной.
«Напрасно мы вырядились», — с сожалением подумала она, но делать было нечего: взяв мешки, они вышли на улицу дожидаться извозчика. Товарищ уполномоченный, подошедший к ним, пытаясь выяснить, что делают монашки возле вверенного ему подразделения, с удивлением узнал Веру и Дашу, отчего у него полезли глаза на лоб.
— Вы куда? — спросил он, глядя на Веру: видно она вызывала в нём отнюдь не железнодорожные мысли.
— В монашки идём, — театрально закатив глаза, грустно сказала Вера и, глянув на уполномоченного, сказала: — Извёл нас, ирод!
— Да я ... вы погодите ... мы в комитете как-нибудь решим ... — начал ответственный товарищ, но Вера поцеловала уполномоченного в щёчку и трагически сказала: — Прощай, любимый!
Видимо, Вере роль так понравилась, что она пустила слезу, но продолжения спектакля не последовало, так как подъехал извозчик, и они забрались в бричку.