Мужчина высшей пробы
Шрифт:
– Дорогая, все, что я мог, я сделал. Ты же понимаешь, что и мне не нужна такая огласка. Я договорился обо всем. Стоит ему подписать признание, и дело с концом! Обещали не педалировать эту тему. Журналистов разогнать. Если это не преднамеренное убийство, ему дадут пару лет условно. А потом амнистируют.
– Артур, девочка еще жива. Какое убийство!
– Я разговаривал с врачами. Такие травмы у нас не лечат. Необходимо специальное оборудование, диагностика, понимаешь? Я перевел ее по твоей просьбе в хорошо зарекомендовавшую себя московскую больницу. Стационаром руководит заслуженный врач. Но... организм почти не
– Какой ужас!
– Но за ней будут хорошо смотреть, ухаживать.
– Какое все это имеет значение, если она умрет!
Шведов развел руками:
– Все под Богом!
– А если мальчика арестуют и он будет сидеть в тюрьме с бандитами и крысами?
– Не должны.
– Не должны или не арестуют?
– Я обо всем договорился.
– Ты же знаешь наши правоохранительные органы. Завтра ветер подует в другую сторону, и они его подставят.
– Что ты имеешь в виду под ветром?
– Например, поменяется начальство, с которым у тебя договоренность. Или с тобой что-нибудь...
– Я понял, дорогая, только не каркай.
– Как это, не каркай! – взвилась Лариса. – Значит, ты допускаешь это? А обратного хода не будет, потому что мальчик подпишет признания в том, чего не совершал.
– Детка, ну подумай, кто бы мог еще это сделать? – В глазах жены он прочел несмелый упрек. – Хорошо. Дай мне подумать, – решил уступить он.
Шведов удалился в кабинет. Большой глоток коньяку направил мысли в нужное русло.
«А ведь и вправду возможна такая ситуация. Пока расследование закончится, уберут начальника управления, который мне наобещал. Причин для этого предостаточно. И повышение, и взятки. Он мужик скользкий».
Тогда что? Тогда дело раскрутят на полную катушку и ему, славному Шведову, которого в лицо знает вся страна, мало не покажется. Вот враги попляшут!
А что еще хуже, подведут свидетели во время суда. Сторож, который Максима утром возле «феррари» заметил, с бодуна решил, что видел его днем. Человеку любую мысль можно внушить. А что, если потом ему покажется, что это был вовсе и не Максим? Стоп! Кто еще мог укатить с Катей? Помнится, она сравнивала его с каким-то учителем. Кто бы это мог быть? Шведов подошел к бутылке и налил себе еще.
Вспомнил! Как же? Налакалась и болтала спьяну о самом директоре лицея, Заломове. Дескать, не один он, Шведов, такой у нее взрослый дяденька был! Вот директор их лицея, Заломов, мужчина что надо! И про мускулы, и про тело натренированное что-то бормотала.
Надо вспомнить. Учитель и ученица! А что? Очень даже романтическая история! Поверят? А он, Шведов, ей тогда поверил? Не очень-то. Он ей прямо сказал, вряд ли такой, как Заломов, с ней свяжется. Она завелась и письмо какое-то в нос ему сунула для доказательства своих подвигов. Только ему было не до письма. Тело волновало больше, чем выяснения, кто до него им пользовался.
Кстати, где письмо? Он за собой все, что мог, в машине подчистил. Даже в сумку к девчонке залез. Может, следы какие-нибудь юная леди оставила: время встречи, где, когда, а также фамилию или имя его, Шведова. В сумочке, кроме письма, жвачки и помады, ничего не оказалось. Взял он его, а потом... что он сделал? Мысли от алкоголя путались. Вспомнил! Вещи свои он в сейф запер, чтобы в спокойной обстановке
Сейф бесшумно распахнулся. Ага, вот и сорочка, вымазанная в грязи, и брюки, испачканные свежей травой. Он их в пакет туго свернул. Куда же он эту записку сунул? Не выронил ли? Нет! Вот она! Из кармана брюк вывалился тетрадный листок. Однако даже не записка, а целое послание Татьяны к Онегину! Шведов надел очки. Последнее время глаза мелкий шрифт отказывались читать.
«Дорогой и любимый Кирилл... – дальше шел пропуск, и на следующей строчке неразборчиво отчество: – Петрович. Я больше так не могу. Когда я засыпаю, то вижу ваши, – слово „ваши“ перечеркнуто и написано „твои“, – губы, глаза и руки и еще, как тогда, помнишь, ты учил меня ездить на мотоцикле. Твои руки обнимали меня. Я чувствовала дыхание сзади и тащилась. Я видела ваше лицо так близко, когда оборачивалась назад, ваши губы, я представляла, как они целуют меня, а не ее. Вы слышите? Я ее ненавижу! Вы один-единственный. Такого больше нет. И мой! Только мой! Если ты изменишь мне, я наложу на себя руки. Я буду ждать тебя столько, сколько бы ни потребовалось! Запомни – я убью себя! Я уже знаю, как это сделать! Мы встретимся с тобой на том свете. Тогда ты точно будешь только моим. Мы будем обниматься, как тогда на мотоцикле. Навеки твоя Катя».
Хорошее письмо. И числа никакого! Словно специально предназначено для такого случая. Вот только машину кто тогда угнал, если Максим отказывается подписывать признание? Она? Возможно, и она, ведь хвасталась, что уже каталась на «феррари», и болтала об этом всему свету. И подружкам своим в классе уж наверняка с три короба наплела. Столько времени в их доме крутилась, это каждый может подтвердить, что ключи свистнуть ей сам Бог велел, коль план у нее угробить себя созрел. Да и любимого учителя заодно.
Ведь она же, стерва, спокойно вести машину не давала! Все норовила за руль схватиться. На лобовое стекло грудью бросалась. Иначе как бы он, Шведов, водитель со стажем, в кювет загремел! А если бы вот так же она себя с Заломовым повела? Чтобы не достался он той, о которой писала в записке. Кстати, надо выяснить, о ком речь. Вроде Лариска болтала, директор лицея жениться собирался. Значит, все сойдется. Собрался жениться, а юная полюбовница осуществила свой коварный план. Завлекла, заманила на лесную дорогу. Уж как это она сделала, пусть следствие выясняет, докапывается. На то они и следователи. Не готовенький же им детектив подкидывать: нате вам клубничку. Учитель с ученицей в интим вступил, а женится на другой. Вот она и решила вместе с ним на тот свет отправиться. Доказательство тому – письмо.
Главное, чтобы у Заломова четкого алиби на это время не было. Время послеобеденное, уроки к тому часу заканчиваются. Пусть работают. Пока во всем разберутся, к тому времени и девчонка к праотцам отправится, и память у свидетелей потускнеет.
Но начало детективной истории все же не давало Шведову покоя. Как такая пигалица Заломова на это шоссе вытянула? А?
Шведову хотелось, чтобы версия выглядела максимально правдоподобно. Позвонила, что угнала машину? Что случилась с ней какая-нибудь неприятность? Умоляла приехать, выручить. Тем более из письма ясно, что он учил ее водить мотоцикл. Правдоподобно? Более чем!