Мужчина & Женщина
Шрифт:
Он работал с радостью, едва ли не с фанатизмом. Но иногда он умел не быть педантом и махнуть на все рукой. Например, сегодня!
Он решил немного пошататься по городу.
На здании оперного театра как раз вывесили афиши: золотые с черными буквами. У здания был широкий, как у церкви, фасад с высокими серыми башнями, вокруг которых расположились разные музы и гении. Парадная лестница вела к открытым входным дверям, приветливым и вселявшим надежду. Мюрад вошел.
Фойе было освещено люстрами. Там не было никого, кроме молодой дамы и одетого в униформу посыльного из гостиницы. Оба стояли у медного поручня,
Мюрад подошел к кассе. Запах духов, исходивший от дамы, ударил ему в нос. Он окинул взглядом ее пышные, завитые волосы, меховой воротник и плечи. Как раз подошла ее очередь, и она наклонилась к кассе. Посыльный поправил свою круглую шапочку. Дама с билетами в руках выпрямилась. Мюрад сказал кассирше название того же спектакля, на который взяла билеты дама. Он пошуршал банкнотой, которую уже держал наготове.
Дама стояла теперь по другую сторону медного поручня и прятала программку в маленькую сумочку. Вот она взглянула на Мюрада. Он видел, что женщина молода и очень красива. Большая и пышная, она прошла мимо него, запахивая меховое пальто. Она была чуть моложе его. Он обогнал ее, сделав несколько быстрых шагов, распахнул перед ней дверь.
В тумане ее волосы мерцали красноватыми искорками. Она спускалась по лестнице впереди него. Снегопад усилился, стал походить на белый дождь, и фонари на площади уже накрылись белыми чепцами. Женщина двигалась с легкостью спортсменки: через две последние ступеньки она перепрыгнула.
Теперь и Мюрад добрался до низа. Он взглянул на дождливое небо, глубоко втянул в себя воздух, может быть, помолился о спасении от грозящей ему опасности, и пошел на приступ. Поравнявшись с женщиной, он заговорил с ней.
Сразу же подтвердилось то, что он уже почувствовал раньше: Она не будет против, если с ней заговорить. — Правда, большого опыта в таких делах он не имел, но и новичком тоже не был.
Женщина бросила на него взгляд через плечо.
Тряхнула головой, отчего ее локоны качнулись, как в танце.
Да, у меня есть время, сказала она, улыбнувшись.
Мюрад был под впечатлением. У женщины были насмешливые глаза и озорная улыбка. Маленькие уши, наполовину скрытые волосами. Наверное, ноги у нее тоже маленькие. Рукой она придерживала поднятый воротник пальто. Она нравилась Мюраду все больше.
Женщина засмеялась в ответ на какое-то замечание Мюрада.
Для того, чтобы работать, чем-то серьезно заниматься, для этого она, пожалуй, слишком избалована; но, при этом, вряд ли она не делает совсем ничего. Вероятно, у нее есть муж. Думая так, Мюрад слышал, как он что-то говорит, и все, что он говорил, казалось ему правильным, било в одну точку. Это он умел: да, он был хитер.
Женщина с чашкой кофе в руке сидела напротив, раскинув юбку по обитому бархатом табурету. Блузка пахла духами. Теперь она показалась Мюраду миниатюрней. Она накручивала локон на палец. Снаружи, перед окнами ресторана, проходили люди с открытыми зонтиками, такой сильный шел теперь снег.
Однажды я видел, как кошка играет с мотыльком. Мотылек, естественно, хотел удрать, но кошка все снова и снова накрывала его лапой. — Такую историю выдавал Мюрад. Он рассказывал ее уже не первый раз, но звучала она в его исполнении
Мимо прошел официант.
Это и в самом деле была кошка, спросила женщина, или, может быть, кот? Они рассмеялись; Мюрад смеялся громко, женщина — мягко.
Альмут с одноклассниками отправилась в лыжный поход. На целую неделю Сюзанна осталась одна.
Мы не станем рассказывать, как она проводила время, а только — правда, это всего лишь такой образ, — попробуем найти на ее поле камни, чтобы посмотреть, что она под ними прячет.
Иногда под камнями лежат маленькие змеи; или их старая кожа; или мокрицы.
Валуны.
Сюзанна и Альмут все еще жили в старом доме: Пока Альмут была в школе, Сюзанна работала в бюро по трудоустройству. На нее снизошел прочный, уютный покой. Попытаемся описать его подробнее: отчасти он был лишь отражением ее бедной событиями внешней жизни. Отражение горных вершин в озере тоже всегда ясное. При условии, что нет ветра; при условии, что спокойно на дне и на берегу. Сюзанна: в ее озере была тишь до самой глубины. Иногда, правда, какой-нибудь кусочек грунта отрывался и, всплыв на поверхность, невесомо покачивался в воде; но только для того, чтобы вскоре снова погрузиться в тихую глубь: Так было, например, с воспоминаниями о Мюраде; или с заботами о подрастающей Альмут, которая доставляла ей все больше хлопот. Но ведь это были вовсе и не заботы, требовавшие каких-то действий, вмешательства, она просто видела и понимала это! Да, дело обстояло именно так: Однажды она поняла раз и навсегда, что помочь друг другу ничем нельзя. Объяснять что-либо, учить на своем опыте не имеет смысла.
Ночью она проснулась, охваченная каким-то смертельным страхом, и подбежала к детской кроватке: Альмут улыбалась во сне. — Раньше, в своей прежней жизни — она теперь часто пользовалась этим выражением, — она принялась бы искать в этом происшествии какой-то глубокий, всеобъемлющий смысл, это бы ее опечалило.
Теперь она не стала грустить. Она рассудила так: даже если ты не можешь помочь, ты все-таки можешь всегда быть рядом. Чтобы рядом была твоя рука, к которой можно прижаться, твое лицо, на которое можно смотреть. Ты — это другой: свидетель, сторож, может быть, друг.
Вначале она страдала оттого, что Альмут становилась взрослой, потому что из ее рук снова ускользал, уплывал навсегда кусочек жизни, притом именно ее собственной жизни: Да, это было горько! — Нередко по лицу Сюзанны пробегала — незаметно для Альмут — тень высокомерного презрения, когда она наблюдала, как Альмут совершает какую-нибудь ошибку, как глупо она попадается: тебя еще научат!
Чем я могу тебе помочь: все промахи, на которые я тебе укажу пальцем, будут только отдалять тебя. Значит: смотри сама!
Зависть!
Альмут должна научиться ходить самостоятельно. Они шли рядом друг с другом, связанные дружбой, которая для Сюзанны не имела больше ни основания, ни цели.
Озеро стало очень глубоким.
Сюзанна: То место в жизни, которое все было заполнено Альмут — самой большой из гор, скалой, отражавшейся в озере — стали занимать теперь разного рода мужчины, сначала как выход из положения, чтобы заткнуть брешь; потом они хлынули подобно лаве вулкана. Не успев появиться, отвердеть, они исчезали, распадались, становились пеплом.