Мужской день
Шрифт:
Эта девочка была вся завернута, как в детские пеленки, в какую-то материю. И шла она по каменистой дороге на огромных деревянных каблуках, покачиваясь и с трудом сохраняя равновесие. От того, что она была завернута в пеленки и от того, что шла на высоких деревянных каблуках, походка у нее была совершенно клоунская, а то, что она семенила куда-то по делу с совершенно серьезным видом, было вдвойне смешно.
Некоторые люди начали сползать с кресел.
Витька хватался за живот и кричал: «Не могу».
Особенно
– Витька, тебе не холодно? – спросил я шепотом.
– Нет! – шепотом ответил он.
– Я тебя сейчас погрею! – огрызнулся на нас какой-то мужик, который сидел впереди с женщиной.
Все опять заржали, только теперь я уже не понимал, что происходит – смеются ли люди над кино или над нами с Витькой.
После первой же боевой сцены в зале воцарилась мертвая тишина.
Это совершенно не походило на неправдоподобную мельтешню из нынешних китайских фильмов или на кровавую мочиловку из фильмов американских.
На экране работали настоящие бойцы.
Они тихо скользили по узким японским помещениям, делая странные пассы руками. Грохот тел, падающих на татами, заставлял меня крупно вздрагивать. Это было настолько правдоподобно, что я даже в какой-то момент перестал верить, что это – кино.
Мужики затихли, а женщины стали скучать, грызть семечки и тихо переговариваться.
Я же к концу фильма совершенно провалился в экран. Ветер, шевелящий ветки сакуры, заснеженная гора, звероподобные лица диких каратэк, благородные лица учеников школы дзюдо, их схватки, покорные фигуры японских женщин с их чайными церемониями, длинные молчаливые сцены, где бойцы в кимоно сначала смешно топтались на татами, а после этого бросали друг друга так мощно и сильно, что потом долго и мучительно умирали от неизлечимой болезни, – заставили меня забыть, кто я, где я и зачем я все это смотрю.
Я вышел из клуба на подгибающихся ногах и побрел в темноте куда глаза глядят под тусклым светом одинокого фонаря.
Витька с трудом нашел меня в толпе и бережно повел в нужную сторону.
– Тебе плохо, Лева? – участливо спросил он меня. – Перепужался?
– Мне хорошо! – ответил я Витьке. – Дурак, что ли?
Витька обиделся и отпустил мою руку. Но я сказал ему чистую правду. Мне было настолько хорошо, что я просто не понимал, что вокруг происходит.
Просветленный японским гением, я тихо добрел до дома и сразу пошел спать.
Наутро, сразу после завтрака, мы с Витькой приступили к тренировкам.
Сначала мы побегали вокруг дома, потом пообливались холодной водой, а потом
Вскоре выбежала тетя Катя и прогнала нас прочь.
Мы взяли велосипеды и поехали в ближний лес.
В ближнем лесу была совершенно японская погода.
Тихий ветер шевелил траву. Облака плыли куда-то на восток. Серое туманное небо обволакивало душу.
Витька сказал, что обязательно найдет в Москве секцию самбо (никакого дзюдо тогда еще не было и в помине), а я промолчал.
Ни в какую секцию я записываться не хотел. Мне было довольно того, что я уже стал гением дзюдо.
Я воображал себя человеком, который ничего не боится. С усмешкой слушал я горячие Витькины речи и немного грустным, всепонимающим взглядом разглядывал окрестности.
Жизнь, которая всегда в японском смысле висит на волоске и в сущности ничего не значит перед смертью, – эта тихая и наполненная смыслом жизнь меня вполне устраивала.
Я был готов погибнуть, но не струсить.
Долгими часами (ну, может быть, долгими минутами) я теперь разглядывал траву, ветки деревьев, небо с облаками и забор того дома, где жила глупая Рая.
Это созерцание приносило мне неизъяснимую боль и ни с чем не сравнимое наслаждение. Я продолжал делать и кое-какие физические упражнения, но не они были главным.
Я погрузился в игру.
Я ждал нападения и готовился к бою. Заброшенный мир нашего участка стал для меня наполняться особым смыслом. Я прятался, скрывался, перебегал из одного убежища в другое и долго лежал на траве с бьющимся сердцем. А в голове моей проносились разные видения.
Так продолжалось несколько дней, пока я не нашел у себя в кармане пятьдесят копеек. Откуда они там взялись, я никак не мог понять. Все деньги в нашем доме были известны до копейки. Тетя Катя страшно боялась что-то потерять и чего-то недосчитаться.
И тем не менее, в кармане моих голубых индийских джинсов лежал настоящий полномасштабный полтинник.
Я задумчиво вывел велосипед на дорогу и поехал в центр.
Мне хотелось сделать что-то такое, что я никогда в жизни не смог бы сделать в Москве, дома. Как-то испытать себя.
Подъехав к центру, я вдруг увидел то, на что раньше не обращал внимания – табачный ларек.
В ларьке я решил купить что-нибудь полезное – расческу или колоду игральных карт. Но как назло, ничего похожего не было. Были только трубки по два сорок и пачки махорки.