Мвене-Ньяга и семеро пророков
Шрифт:
…Впереди выросла гора бананов. Мы остановились. Пока Джордж выбирал самый спелый и вкусный, мы рассматривали жилье продавца бананов. Типичная африканская хижина. Около нее — что-то вроде умывальника, пристройки для кур и коз, в сторонке — кухня. Вокруг хижины — несколько пальм, а от них лучами расходятся полоски с посевами.
«Я считаю, что земля принадлежит огромной семье, многие члены которой мертвы, немногие живут и бесчисленное множество которых еще не родилось» — это высказывание одного вождя привел в своей книге Чонго Мацио, известный ученый-африканист. Я вспомнил об этом, когда на мой вопрос, сколько человек в его семье, продавец приподнял гроздь бананов и сказал: сколько их здесь, столько людей в моей семье. В грозди было не менее 50 бананов.
Очевидно,
…Вдали показалась Джинджа. Мы свернули направо, миновали тихие улочки, католическую церковь. Слева от нас — самое большое в Африке озеро Виктория. Оно и дает могучую силу великой реке Нил.
Подъехали к обелиску-памятнику Спику. У монумента стояла группа ребятишек. Седой священник-африканец что-то рассказывал. Мы с Джорджем попросили разрешения послушать…
На территории Уганды существовало три королевства. Монархи имели администрацию с четким распределением обязанностей: были министры, адмиралы, хранители бананов, хранители пива… Спику пришлось как следует похлопотать, прежде чем он добился аудиенции у короля Мутесы… Красивый, молодой король был величествен и горд. Поэтому Спик надел свой лучший костюм (он не вынимал его с того самого вечера, когда последний раз перед путешествием был на приеме в лондонском свете), а занзибарцам из свиты выдал по красному одеялу. Однако все приготовления пошли прахом. Хлынул дождь. Церемонию отложили. Но и на другой день король Мутеса принял Спика не сразу. У него была делегация из соседнего королевства. Щепетильный британец рассердился и уехал в свою резиденцию. Но окончательно «хлопнуть дверью» не решился. Поразмыслив, что истоки Нила продолжают оставаться тайной, он вернулся. Мутеса смотрел на Спика и молчал. Молчал два часа. Только после обеда состоялась беседа. Спик преподнес подарки, в том числе чугунный стул. В ответ щедрый правитель отправил гостю стадо коров и в знак особой милости прибавил еще несколько дикобразов и крыс.
— Вот так, дети мои, — закончил священник урок. — И еще я скажу вам, что историю Уганды там (и он махнул рукой на север) сравнивали с преступлением, у которого не было свидетелей.
Может быть, на следующем занятии эти ребята узнают, как с 1894 года англичане уже не ждали аудиенции у королей. Наследнику гордого Мутесы они навязали договор о протекторате. То же самое проделали с остальными угандийскими государствами. Когда в 1962 году, после почти столетнего господства, англичане оставили Уганду, девятнадцать процентов ее детей были больны проказой, больницы имели всего одну койку на тысячу больных, семьдесят процентов жителей были абсолютно неграмотны. У этого преступления уже есть свидетели…
Мы осмотрели Джинджу и к концу дня поехали обратно… Показалась столица. Еще миль десять-двенадцать. С озера Виктория несло прохладой.
— Ты спрашивал про Свинтона? — вдруг вспомнил Джордж мой утренний вопрос (значит, он все-таки услышал его). — Знаю я эту историю. Он был наемником в Конго. Сжег целое село у озера. Такое же, в каком живет мой отец на другом берегу. После разгрома наемники разбежались. Свинтон выбрал Уганду. Его судили за… незаконный. переход границы. А сейчас отпустили. Уж больно ловки адвокаты — кончали лондонские университеты…
Джордж остановился у отеля «Спик». Совсем стемнело. Зажглась «елка». Здесь роль елки выполняет туя — дерево с нежными, бархатными листьями. Четверо из «Клуба Спика» молча пили молоко (Спик не брал в рот спиртного) и смотрели на улицу. Их кумир — Спик. Их симпатии — на стороне Свинтона.
В Уганде много примеров того, как правительство, прогрессивные силы стараются укрепить единство страны, ликвидировать неграмотность, построить больницы, ограничить феодалов. Все это дается нелегко. Противодействующие силы оказывают сопротивление. Кто за их спиной? Нет, не только мальчики — поклонники Спика со стаканом молока…
И отрадно сознавать, что это понимают передовые люди страны, понимают и стремятся выработать меры борьбы. Я пришел к такому выводу после посещения университетского колледжа Макерере.
Собираясь к студентам, я подобрал на улице кое-какую литературу. Именно подобрал. Потому что большинство киосков — это квадратный метр тротуара, на котором разложены старые календари, курительные трубки, замки, талисманы из волоса слона — от дурного глаза и наветов, наконец, книги. Журнал «Пенпоинт» я купил на улице Кампала-роуд. Его издают в Макерере, и, как сказал мне продавец (сам студент), журнал отражает настроения учащихся, а возможно, и шире — молодой интеллигенции Уганды.
Несколько красивых зданий Макерере расположено на окраине города. Территория обнесена многокилометровым забором. У ворот контролер тщательно проверяет пропуска. Порядки здесь строгие, ибо они призваны стоять «на страже доброго имени колледжа»: в будни студенту нельзя уходить за забор, в воскресенье велено возвращаться не позднее полуночи, опоздавший должен написать объяснение в штрафной книге.
Так уж ли необходимы эти строгости? Кому захочется уходить отсюда в город? Сочная трава, асфальтированные дорожки, бассейн, библиотека. Жизнь для каждого здесь проста, ибо она расписана, определена, твердо запрограммирована на четыре-пять лет вперед. В Макерере, как сказал профессор Уинброу, правит бог чистой науки. Значит, спокойствие и безмятежность — главное?
Конечно, я не думал, что у студентов колледжа на душе полный штиль. В журнале «Пенпойнт» был опубликован рассказ Ноаха Сентонго «Трагедия студента». Содержание его таково: молодой человек в смятении. Он приходит на берег Муания и просит: «Река, мне нужен поток… поток силы, честности, идей, философии, логики, искренности, вдохновения, интеллекта, спокойствия». Река начинает бурлить. Волны. Дождь. Оказывается, там, на другом берегу, — рай. Юноше обещано все, что он хочет, но юноша не умеет плавать. И все же решается. Уцепившись за бревно, он движется к цели. Самое трудное не течение, не ветер, не страх утонуть; самое трудное то, что человеку приходится пробираться через гадость и мерзость: трупы дохлых лягушек и ящериц несет мутный поток. Но вот студент выходит на берег оглушенный, одурманенный. «Рай» отказывается принять его в грязной и изорванной одежде. Нужно купить новую. А денег нет. Деньги, оказывается, в «раю» главное. Люди глухи и бесчувственны к пришельцу, его боли и нуждам. Он ищет работу и не может найти. Что же это за рай, «рай» с безработицей и равнодушием? Кого и зачем он послушал?
Иные настроения я уловил на семинаре для студентов Восточной Африки на тему «Восточноафриканское сотрудничество». Многие (по крайней мере в Кампале) удивились, что такой семинар проведут в стенах храма «чистой науки». Их озадачило, что здесь предполагалось обсудить такие вопросы, как «Роль и будущее высшей школы», «Последствия неоколониалистского проникновения и образование», «Роль прессы в развивающемся обществе», «Неоколониализм и наемники». Когда же узнали, что на семинар приглашены представители Международного союза студентов, Всемирной федерации демократической молодежи, представители студентов СССР, Болгарии, Полыни, то кое у кого удивление переросло в стремление сорвать семинар.
Реакционная, запятнанная связями с ЦРУ Международная студенческая конференция устроила в Найроби, как говорили в Макерере, «солнечное затмение», а именно срочно созвала в противовес какую-то конференцию, чтобы умалить значение семинара. Из Англии и ФРГ в Кампалу прикатили двое «студентов», которые, вступив в контакт с господином «Икс» (так мне отрекомендовали белобрысого парня, не то стажера, не то аспиранта), сразу же развернули подрывную работу.
Однако семинар состоялся.
Шумом одобрения было встречено выступление студента, который, разоблачая коррупцию определенной категории африканского чиновничества, заявил, что пора кончать с практикой, когда у высших государственных служащих в секретарях ходят англичане или американцы, и закончил свою речь требованием внести в резолюцию пункт «бороться за принцип: каждому платить по его труду».