Мы будем жить
Шрифт:
В комнату входит мама, целует Джеймса в лоб и огорченно вздыхает:
– Опять температура! Мама садится рядом, капает на чайную ложку зелье и подносит к губам Джеймса. – Давай, мой хороший, станет легче. – Горькое, – морщится Джеймс, но сил спорить нет, поэтому он покорно делает глоток. Мама приносит клюквенный морс, отпаивает Джеймса травяными чаями, готовит его любимые блюда, но Джеймс ест мало, только постоянно просит воды. По ночам, из-за сильно жара, он не может спать. Мама тоже не спит вместе с ним. Кладет на лоб мокрую салфетку, пахнущую чем-то кислым, гладит по волосам, держит за руку, читает вслух, поет колыбельные, словно он совсем маленький.
Воспаление легких получает осложнение, в дом приходит старенький целитель со смешными закрученными усами, прикладывает к груди Джеймса трубку, слушая дыхание. Мама стоит в дверях, страшно бледная и испуганная, а Джеймс почему-то чувствует себя перед ней ужасно виноватым. Целитель оставляет бумажки с рецептами,
– Мам… – сипит Джеймс. – Не расстраивайся. Все нормально. У меня уже ничего не болит. Мам, почему ты плачешь? – волнуется он, заметив, что мама смахивает слезу с ресниц.
– Нет-нет, Джейми, нет, мама не плачет… – она нежно улыбается. – Закрывай глаза, тебе нужно постараться уснуть, – шепчет Дорея.
Джеймс спит, но все равно знает, что мама рядом и, наверное поэтому, а не от дурацкого зеленого зелья с запахом мяты, он и выздоравливает.
Октябрь, 1970 – Джеймс! – зовет отец. – Иди сюда.
Джеймс заглядывает в библиотеку, которую Карлус Поттер использует как кабинет. Сюда нельзя входить без разрешения, нельзя трогать документы на столе, а особенно рыться в ящиках, но Джеймс, разумеется, уже десятки раз обследовал библиотеку, когда папы не было дома – он постоянно забывает запирать дверь. Часть книг Поттеры убрали на верхние полки – подальше от любопытного носа любимого сына, чтобы он раньше времени не познакомился с атакующими заклинаниями и ядовитыми зельями, а некоторые, особо опасные фолианты папа прячет в большом сундуке. Джеймс уже несколько раз пытался этот сундук вскрыть, ковыряя замок шпилькой, но Карлус наложил запретные чары. Кроме книг в сундуке еще много интересных вещей и, заметив, что сейчас сундук открыт, Джеймс вытягивает шею.
Папа достает что-то легкое, полувоздушное и серебристое, протягивает сыну и предлагает:
– Примерь. Немного удивленный, Джеймс набрасывает мантию на плечи и теряет дар речи от восторга – руки и ноги исчезают. Пораженный, Джеймс вертится в разные стороны, накрывается мантией с головой, а Карлус улыбается. – Что это?! – восклицает Джеймс. – Мантия-невидимка. – Вау!!! Откуда она у тебя?! Почему ты мне ее раньше не показывал?! Карлус Поттер садится на край стола и снимает очки. – Эта мантия – реликвия нашей семьи, передается из поколения в поколение уже сотни лет. Я получил ее от твоего дедушки в свой семнадцатый день рождения. Она особенная! Можно заколдовать любую мантию, но меньше чем через час чары развеются, но эта сохраняет свои волшебные свойства со дня создания. – Кажется совсем новой, – Джеймс разглядывает ткань. – Как в сказке про Трех Братьев! Папа пододвигает стул, и Джеймс понимает, что нужно сесть. Карлус выглядит очень серьезным, и сердце начинает громко стучать в груди Джеймса от волнения. Он все еще крепко сжимает мантию в руках. – Послушай, Джим, я хочу, чтобы мантия была у тебя. – Сейчас? – у Джеймса начинает кружиться голова, он уже представляет себе сотни безграничных возможностей, которые перед ним откроются. – Да. Но, сынок, ты должен запомнить одну вещь: никогда, ни при каких обстоятельствах не передавай эту мантию чужому человеку, не дари, пусть даже своему лучшему другу, постарайся сохранить, чтобы ни случилось! Понимаешь? Это очень важно! – Обещаю! – у Джеймса даже голос меняется, так он серьезен. – Когда ты вырастешь, женишься, у тебя появятся дети, то, однажды, так же вручишь мантию своему сыну. Джеймс презрительно фыркает: – Я никогда не женюсь! Все девчонки такие глупые! Папа смеется. – И еще кое-что, – отец просящее складывает руки. – Не говори маме, хорошо? Если она узнает, что мантия уже у тебя, то превратит меня в ночной горшок. Пусть это будет наш секрет, договорились? – Если скажу, то я вонючий тролль! – в десять лет подобные слова кажутся страшной клятвой, которую Джеймс намерен сдержать. Июль, 1971 В то утро, Джеймс, сам не зная почему, просыпается очень рано. Хотя обычно ему нравится валяться в постели до полудня. Он натягивает шорты и майку, вспоминает, что вчера он с магловскими мальчишками, живущими неподалеку, катался на велосипеде, а сегодня идет с ними на реку ловить рыбу.
Мама и папа, бодрые и веселые, пьют кофе, как-то странно переглядываются и обмениваются улыбками.
– Доброе утро! – Джеймс забирается с ногами на табуретку. – Доброе утро, милый, – мама целует его в щеку. – Что ты будешь на завтрак? Эльф ставит перед ним тарелку с жареным беконом, творог и поджаренные тосты. Домовик смешно подпрыгивает, огромные глаза весело блестят, ему не терпится сообщить молодому хозяину новость, но миссис Дорея велела молчать… Папа листает газету, они с мамой обсуждают какой-то новый закон – Джеймсу это не интересно, он торопится поесть и убежать на улицу. Когда младший Поттер допивает чай, то вдруг замечает край конверта, торчащий из нагрудного кармана отца. – Па, а от кого письмо? Карлус вынимает конверт, вертит перед носом, близоруко щурясь. – А это не мое письмо, – он пожимает плечами. – Адресовано некому Джеймсу Поттеру и… Карлус не успевает договорить. Джеймс издает
– Блэк на Гриффиндоре, – уже, наверное, в десятый раз удивляется Карлус.
– Представляю, в каком восторге Вальбурга, – мама почему-то смеется.
Джеймс перебивает родителей:
– И что такого в том, что Блэк на Гриффиндоре? Да если хотите знать, второго такого гриффиндорца еще поискать нужно! – запальчиво утверждает Джеймс. – Когда вы с Сириусом познакомитесь, то сами все поймете! Ладно, так мы собираемся на пикник? Я уже оделся! – Да, – папа берет корзинку с едой. – Держись за мою руку. На счет три и трансгрессирую. Готов? Раз-два… Январь, 1974 Дорея тихо входит в комнату сына. Осторожно переступает через разбросанные вещи, автоматические расправляет свитер, оставленный на спинке стула, чуть не спотыкается о раскрытый чемодан… С потолка подмигивают звезды, которые Джеймс наклеил еще год назад, в темноте слабо золотится гриффиндорское знамя, в клетке сидит сова и время от времени щелкает клювом.
Джеймс крепко спит, разметавшись на всю постель. Одеяло, как обычно, упало на пол, подушка сползла, Дорея заново укрывает сына, а потом еще долго стоит рядом, с удивлением замечая, как сильно он вытянулся за эти полгода, какими сильными и крепкими стали его руки, как изменились черты лица… Теперь ему всё реже нужны родительские советы, он считает, что прекрасно разбирается в людях, что знает ответы на все вопросы. Упрямый, порой излишне самоуверенный, прямой и резкий суждениях, но по-прежнему добрый и честный – таким они его и воспитывали.
Джеймс улыбается во сне. Его яркая, полная надежд юность ничем не омрачена, но Дорея уже чувствует холодный ветер надвигающейся войны. Как и все матери, она проклинает войны, потому что заранее знает, что ее Джеймс, со своим обостренным чувством справедливости, обязательно ввяжется в грядущую кровавую бойню…
Миссис Поттер наклоняется, целует сына в лоб и подходит к другой постели.
Сириус спит, подложив ладонь под щеку. Днем, когда они с Джеймсом носятся по дому, сшибая все вокруг, или валяются в снегу во дворе, Дорее кажется, что мальчики поразительно похожи. Но, стоит присмотреться, и сразу становится ясно: Сириус другой. Красивый, умный, сильный, с несгибаемой волей – истинный Блэк! Дорея видит в нем то, что Джеймс не замечает в силу своей беспечности. Этот мальчик порой кажется таким взрослым, пугающе циничным для своих четырнадцати лет, и, даже в компании лучшего друга, очень несчастным. Миссис Поттер изо всех сил старается вытащить Сириуса из скорлупы, но он отмалчивается, а на все вопросы отвечает коротко и вежливо.
Дорея мягко гладит Сириуса по спутанным волосам и выходит, плотно закрывая за собой дверь.
Сириус Блэк вздыхает, сглатывает комок в горле и открывает глаза.
Ноябрь, 1975
Мама сидит на стуле, смотрит на него огорченно и горько. Отец, наоборот, жутко зол, он ходит по кабинету МакГонагалл кругами, размахивая руками, и кричит:
– Я не хочу слушать твои оправдания, Джеймс! Какого черта тебя понесло в Запретный Лес, да еще в такое время?! Ты читаешь газеты? Знаешь, что там уже две недели ищут группу спятивших вампиров, которые нападают на всех без разбора? А в ту ночь на стенах и дверях всех домов, где живут маглорожденные, появились Черные метки, нарисованные краской!
Джеймс угрюмо молчит и хмурит брови. В этот раз он влип. И угораздило же Сириуса проболтаться Нюнчику про Гремучую Иву! Мало того, что Джеймс пережил самую страшную ночь в своей жизни, так еще потом последовали долгие нотации Дамблдора, ссора с Бродягой, необходимость объяснить все Люпину… Дамблдор, кажется, успокоился, решив, что с них хватит, но МакГонагалл! В этот раз письмом она не ограничилась и вызвала в школу его родителей. И что еще хуже – родителей Сириуса тоже. МакГонагалл сообщила только часть правды: «Очередное вопиющее нарушение школьных правил, своевольная отлучка после отбоя…». Страшное преступление!