Мы искали друг друга
Шрифт:
— Это тебе не в Москве, по улице Горького фланировать.
— Улица Горького — не Москва, — хрипло возражал Витя. — По ней приезжие только ходят.
Уварова, по ее утверждению, Москву и москвичей на дух не переносила. Убеждена была, что столичные жители, все как один, скряги и чванливые себялюбцы. Иное дело — ленинградцы. Ах, Питер! Город на Неве — лучший в мире. И не спорьте, даже.
А с ней никто и не спорил. Витя усмехался только, да плечами пожимал. Флегматичность этого добродушного увальня напрочь сбивала полемический пыл Уваровой: глупо утверждать, когда тебе не возражают. Брагина геологиня щадила, чаще делала
В тот день возвращались раньше обычного. Маршрут не сложный был, управились быстро. До лагеря всего ничего оставалось, десять минут ходу, не более. Обошли уже затопленный участок. Узкая тропа, выбитая прямо в скале, проходила в полутора метрах над водой.
Макс толком и не понял, что произошло. То ли замечталась Уварова, «ворон считала», то ли просто оступилась и… Макс услышал, как звякнул молоток, скатываясь по гладкой каменной поверхности, и плюхнулся в воду. А следом сверзилась и сама геологиня, тщетно пытаясь зацепиться за отполированный камень. Все случилось в одно мгновение: только что она бодро шагала по тропе, и вдруг — плюх! Ойкнуть не успела.
У Макса времени на раздумья не было. Уварова оказалась в воде по горло, тяжелые ботинки-трикони гирями тянули вниз, течение вот-вот утащит ее в самый омут. Женщина из последних сил держалась за трещинку в «зализанной» скале. Дотянуться до нее с тропы было невозможно, а ниже — гладкая каменная поверхность. Макс моментально сбросил рюкзак, присел, и съехал в реку ногами вперед. Оказалось — вовремя. Уварова не имела больше сил держаться.
Теперь они боролись с течением вдвоем. Витя сверху безуспешно пытался дотянуться до них, сам едва не загремел. Угодил бы прямиком им на головы.
— Веревку давай! — Крикнул Макс. — У меня в рюкзаке. Достань.
Макс по совету Трофимова всегда носил с собой веревку. Как в воду Леха глядел, когда говорил: пригодится.
Витя не сразу, но вытянул Уварову. Макс, как мог, ему помогал. Оба парня совершенно из сил выбились. А ведь женщина худышкой была, весу в ней, как в воробышке. О том, чтобы Вите вытащить тяжеленного Макса, нечего было и думать. Самому пришлось выбираться, применив на практике ильфо-петровский лозунг о спасении утопающих. Прямо над водой, укоренившись в узкой расщелине, рос куст, до которого Макс сумел дотянуться. Посбивав локти и колени, ободрав о колючие ветки лицо, «купальщик поневоле» вылез из воды. Витя помог ему взобраться на тропу.
Уварову колотил озноб, больше, наверное, от стресса, нежели от холода. Состояние Макса было не многим лучше. Им обоим срочно требовалось переодеться в сухое. Не лишней была бы и «наркомовская» доза спирта.
Есть силы, нет ли, а до лагеря следовало добраться не мешкая. Побрели: «три калеки, в два ряда». Геологиню Брагин вел под руку, она так и не вышла из полуобморочного состояния. Макс ковылял самостоятельно.
Первое, что услышали от Уваровой ее спасители, когда пришли, наконец, в лагерь, было жалобное:
— Я молоток утопила.
Для геолога молоток — не просто железяка на палке. Как у ковбоя верный друг «кольт», шпага у матадора, ледоруб у альпиниста, так и у геолога его личный молоток. И все-таки. Горевать о потерянной вещи, едва не лишившись жизни, это, знаете ли…
Короткое памирское лето закончилось так же внезапно, как и началось. Встали утром, а
Геологи решили не задерживаться здесь более. Напряглись, и в три дня доделали работу, с тем, чтобы скорее попасть туда, где тепло, где на ночь не нужно класть в спальный мешок, в качестве грелки, фляжку с кипятком, где добрые люди в босоножках и рубашках с коротким рукавом ходят.
Город встретил полевиков зноем, пустыми прилавками магазинов, взбесившимися ценами на базарах, длинными очередями за пивом, всеобщей нервозностью и плохо скрываемым озлоблением.
Горожан уже не шокировали, как раньше, сообщения о вспышках насилия в Нагорном Карабахе, Фергане, Исфаре. Привыкли. Гадали только: минует ли их чаша сия, или… Наиболее дальновидные уезжали. Кто куда.
Корпеть над бумагами, задыхаясь в душной конторе — не самое приятное времяпровождение. Поскольку никакого аврала не предвиделось, всем, у кого подошел срок, Цай дал отпуск. Сам же решил совершить короткий вояж в Фанские горы. Налегке. И в компании двух молодых спецов.
— Собирайтесь, завтра летим, — сказал начальник, заходя в комнату, где маялись от жары и безделья Леха с Максом. — Удачно вертолет подвернулся.
— Ура! — обрадовались приятели.
Куда на машине день трястись, да пыль глотать — туда вертолет в полчаса доставит чистыми и свежими, в немятых рубашках.
— А куда летим? — поинтересовался Трофимов.
— К Коле Ярошевскому в гости. У него лагерь в верховьях Шинга.
Лететь — одно удовольствие. Только поднялись, и вот они, горы, рядом, протяни руку — достанешь. Внизу, вдоль реки, змеилась трасса, по которой ползли (так виделось сверху) букашки-машины. На подлете к Гиссарскому хребту вертолет стал забирать влево. Скалы придвинулись вплотную. Прямо по курсу возвышался массив, увенчанный островерхими вершинами. Было ощущение, что попали в каменную ловушку, и вертолет теперь станет метаться в поисках прохода, подобно мухе, тыкающейся в оконное стекло. Но летуны знали свое дело. Машина заложила крутой вираж, пронеслась над горным цирком, нырнула в ложбину между двумя пиками. Внизу промелькнуло белое пятно глетчера, дальше шла крупная осыпь, за ней — уходящее вниз ущелье. Гиссарский хребет остался позади.
Макс буквально прилип к иллюминатору: открывающиеся виды завораживали его. Сидящий радом Трофимов что-то говорил, показывал рукой, но за шумом мотора ничего не было слышно. А впереди заискрилась, бликуя на солнце, водная поверхность. Вертолет приближался к крупному, вытянутому по ущелью озеру.
Макса тронул за рукав Цай. Прокричал в ухо:
— Азорчашма.
Это было седьмое, самое верхнее озеро из «голубого ожерелья Шинга» — Маргузорских озер.
— Лагерь, — опять прокричал Цай, указывая пальцем.
Макс увидел на берегу водоема ряд белых квадратиков — палатки. Людей он разглядеть не успел. Вертолет, стремительно теряя высоту, пролетел над озером, оставив позади каменный завал — естественную плотину, перегородившую реку. (Все здешние озера — завального происхождения). Ниже завала лежало еще одно большое озеро. Вертолет развернулся над ним, стал заходить на посадку. Машина теперь летела совсем низко. Видно было, как ветер от винта гонит по воде волны. Вертолет завис над землей и, подняв облако пыли и мелкого сора, тяжело опустился. К нему уже спешили полевики.