Мы, народ...
Шрифт:
Ладно, что мы имеем из других новостей? Вот в Новосибирске, оказывается, взорвали бронзового Конфуция, установленного, между прочим, всего неделю назад. Помнится, тогда Православный корпус протестовал. Это еще с какой стати? Конфуций-то им чем помешал? А новосибирский писатель Геннадий Прашкевич через два часа после взрыва взобрался на постамент и объявил, что поскольку к Конфуцию он относится с исключительным уважением, то будет стоять здесь вместо него — до тех пор, пока памятник не отреставрируют… Что там еще?.. Ночью было несколько инцидентов на дискотеках: у нас, в Петербурге, взорвались, по данным предварительного расследования, четыре бомбы серии “скунс”, то есть безосколочные, извергающие лишь отвратительный запах и дым, жертв, к счастью, нет, но пять или шесть человек были серьезно помяты в давке. В городе на ближайшие сутки введен план перехвата “Дракон”. В свою очередь, Следственный комитет прокуратуры РФ возбудил очередное уголовное дело… Ну это уж точно сработали “православники”. Дискотеки для них — рассадник тлетворного влияния Запада. И хотя глава петербургского корпуса Егорий Захлеб уже успел заявить корреспонденту “Трансньюс”, что это провокации экстремистов, стремящихся дискредитировать святое дело национального возрождения,
Да, серьезно поднялись “кочевые народы”. И что самое интересное — их фантастические угрозы вполне реальны. Во время пыталовского инцидента, помнится, они буквально за два часа сумели намертво заблокировать Латвийский информационный портал, а кроме того — вторгнуться в рижскую телефонную сеть и превратить ее в какофонию случайных звонков. Говорят, что и стационарные аппараты, и сотовые по всему городу буквально с ума сошли. Панические ложные вызовы раздавались каждые десять секунд. Не случайно в Европейском парламенте, которому, видимо, мало своих забот, уже трижды поднимался вопрос о противодействии “сетевому террору России”. Впрочем, кажется, еще Наполеон в свое время жаловался, что эти русские воюют против него не по правилам: вместо сражений, как это принято, регулярных армий создают партизанские отряды крестьян, нападающие на коммуникации. Тоже — своего рода сетевое сопротивление. В общем, предлагается либо контролировать трансграничный доступ в Европейскую сеть, либо перевести весь Рунет на самый примитивный медленный трафик. Такое, значит, информационное разоружение. Впрочем, тот же Леха-Бимс утверждает, что все это ерунда: да я куплю, например, сегмент у частного провайдера в Сан-Хосе. Хрен они что смогут против этого сделать. В общем, ну их туда-сюда. Европейцы — дикий народ…
И только я подумал о Лехе — тут он сам и звонит. Голос у него энергичный, веселый, по писклявой тональности не похожий ни на один из других голосов.
Спутать его ни с кем нельзя.
— Бимс!.. Ты уже встал?
— А ты?
— Бимс!.. Я еще не ложился, — бодро говорит Леха.
Работает он где-то по сетевой логистике и, в отличие от нормальных людей, спать ложится не раньше пяти утра. Впрочем, сама работа занимает у него не более двух часов, а остальное время — серфинг по цифровым течениям Интернета: поиск иллюзий, странствие среди снов, которые вытесняют реальность.
— Ну что, дверь откроешь?
— Давай…
Я пересекаю прихожую и отпираю дверь. Леха уже ждет на площадке, поскольку проживает рядом со мной. Вид его, как всегда, впечатляет: ярко-красные шорты, желтая майка с надписью “А чего?”, на голове — прическа “Чернобыль”, считающаяся символикой ТехноПсов: твердые волосяные пучки, вздыбленные как у ежа, выкрашены они в ядовито-малиновый цвет, и потому кажется, что излучают рентгены. Так, вероятно, станет выглядеть будущее поколение россиян. Всего лет десять разницы между нами, и — совершенно новый человеческий прайд. Для Лехи я, наверное, уже динозавр. Как же, не знаю даже, чем отличается хостинг от кастинга. Это уже не унылое “поколение пепси”. Это — “поколение ноль”, с которого начнется что-то иное. Приветливые марсиане, пришельцы со звезд, хомо сапиенс ретикулатум, явившиеся на смену вымирающим кроманьонцам.
— Так я к тебе подключусь?
— Ну, проходи…
Леха времени не теряет. Он мгновенно просачивается в квартиру, сгибается, будто тень, ныряет под стол и, поскребя, как мышь, ногтем по стене, вытаскивает за нитку белый соединительный кабель. Кабель он втыкает в заднюю стенку моего компьютера и тут же, бухнувшись в кресло, начинает с невероятной скоростью барабанить по клавишам. Мелькают на экране какие-то загадочные таблички, какие-то вопрошания, какие-то мантры на неведомом языке, и вдруг — бимс! — взмахивает бледными крыльями осциллографический мотылек. Это Леха таким образом вводит пароль. Он соорудил его из пяти различных музыкальных фрагментов и утверждает, что такой пароль взломать в принципе невозможно.
Надеюсь, что так.
— Леха, скажи, а ты пошел бы воевать за Курильские острова?
Леха даже не оборачивается. Всякий миг, проведенный не за компьютером, он считает прожитым напрасно.
— Что я, больной?.. И потом — чем я, по-твоему, занимаюсь?..
— Так это ты японский сайт обвалил?
Леха все же немного поворачивает лицо. Скошенные голубые глаза тем не менее пристально изучают экран.
— Знаешь, как израильское правительство отвечает на вопрос о наличии у него ядерного оружия? А никак! Не отрицает данную информацию, но и не подтверждает ее. Однако лично тебе по секрету сказать могу: японский МИД — это не я. По почерку это скорее “Белые муравьи”. Знаешь, такие энтузиасты среднего школьного возраста. Ничего они толком не могут: наворотили полсотни ботов и тупо утопили сервер в запросах. Вот увидишь, через час он всплывет… — Леха вдруг подскакивает на стуле, вскидывает руку и бьет пальцем по клавише. — Бимс!.. Нет, товаггищи, мы пойдем другим путем…
Он чуть ли не влезает в экран.
Локти расставлены.
Глаза, видимо, съехались к переносице.
— Ладно, дверь потом за собой захлопни, — говорю я.
С маршруткой мне дважды везет. Во-первых, она выныривает почти сразу же, и пустая, что для нашего переулочного закутка, лежащего чуть в стороне от основных транспортных магистралей, явление нетипичное. Обычно приходится ждать пятнадцать-двадцать минут. А во-вторых, метров через сто пятьдесят, когда мы выворачиваем на проспект, я вижу точно такой же маршрутный микроавтобус, стоящий у тротуара: двери у него открыты, пассажиры высажены, топчутся возбужденной гурьбой, и патруль месил, как у нас немедленно прозвали Международные силы, производит тщательный вещевой досмотр. Ну да — взрывы на дискотеках, план перехвата “Дракон”! Я только не понимаю, какой смысл проверять пассажиров в маршрутках? Неужели руководство месил всерьез полагает, что террористы, если таковые действительно есть, до сих пор, пряча “скунсы” в портфелях, раскатывают по городу? Ну, не идиоты же они, честное слово! Или, быть может, здесь тонкий психологический ход, изобретенный западными аналитиками: после каждого инцидента создавать для местного населения максимум неудобств и тем самым возбуждать против террористов массовое сознание. Если так, то они своего добились. Только это индуцированное возмущение оборачивается прежде всего против них. Вон как пассажиры, вытащенные наружу, размахивают руками. Того гляди, сейчас до потасовки дойдет. На месил это, впрочем, нисколько не действует. Лейтенант все так же невозмутимо протягивает ладонь за очередным паспортом — не торопясь просматривает его, сканирует “хитрым джеком”, где мерцает индикаторная панель, и затем вежливо, отдав честь, возвращает владельцу. Судя по наплечным эмблемам, это датчане. Ну, датчане — это еще ничего, к скандинавам у нас отношение, в общем, терпимое. Будь это, например, американский патруль — уже подъезжал бы ОМОН, чтобы разнять дерущихся. Терпеть наши люди не могут штатников. Не случайно американские, как, впрочем, и британские, патрули ходят по городу в составе не менее пяти человек. Только на прошлой неделе, я слышал, помяли новозеландский патруль: командир, видимо, человек наивный, вздумал заговорить по-английски.
Меня вдруг прошибает паническая волна. Елы-палы, а где мои собственные документы? Фу ты… слава богу… паспорт на месте. Не хватало еще, чтоб меня задержали по пути к доктору Моммзену. При режиме особого положения, который был объявлен полгода назад, документы со впечатанным чипом необходимо все время иметь с собой. Проверить могут в любую минуту. Где документы? Нет документов. Пошли!.. Человека, не имеющего с собой соответствующих бумаг, могут задержать для выяснения личности на срок до трех суток. Кому охота трое суток сидеть в “аквариуме”? И хоть “аквариумы” у месил значительно лучше, чем у нашей милиции, там, говорят, даже прохладительные напитки дают, все равно — удовольствие ниже среднего.
Я смотрю на проплывающую мимо окон разборку и вяло размышляю о том, как все переменилось буквально за год. Кто бы год назад мог представить, что Петербург, как, кстати говоря, и Москву, будут патрулировать части Международных сил? Что Сибирь и Дальний Восток станут практически самостоятельными государствами? Что о “региональном экономическом суверенитете” заявят Якутия, Чукотка, Карелия, Алтай, Тува? Я уже не говорю про Кавказ. Что Россия фактически превратится в конгломерат слабо управляемых территорий, лишь формально, названием, объединенных между собой. Ведь еще год над все было более-менее благополучно. Россия хоть и перестала быть великой страной, но явно претендовала на статус энергетической сверхдержавы: то Европу мягко за горло возьмет, то Белоруссию ту же, то Украину. Экономика после бурных реформ вроде бы стабилизировалась, доходы росли, появились какие-то перспективы. И вдруг — раз-два! — все куда-то посыпалось. Сначала колоссальный пожар на газопроводе, ведущем на юг: леса вокруг места взрыва выгорели почти на сто километров. Никто до сих пор объяснить не может, что, собственно, произошло — то ли диверсия, как утверждало множество западных СМИ, то ли техногенная катастрофа, как заключила российская правительственная комиссия. Во всяком случае южные страны Европы из-за дефицита энергоресуров почти целый месяц сидели на голодном пайке. В Болгарии, скажем, где, как назло, грянули длительные морозы, сожгли в топках почти половину зеленых насаждений страны… Затем — захват террористами одного из машинных залов ЛАЭС… Тоже — взрыв, тоже — большое количество человеческих жертв. И хотя радиоактивного заражения территории, видимо, не было, но паника возникла такая, как будто разверзлись апокалиптические небеса. Ведь никто ничего толком не понимал — не исключая, наверное, и самого российского президента. Казалось, что вот — вот, буквально через секунду, взметнется над городом, оплавляя дома, чудовищный огненный гриб — закружится смерч, полетит к звездам пепел миллионов смертей… А через неделю всего, надо же так совпасть, случился самопроизвольный пуск боевой ракеты в сторону Польши. Перехватить ее удалось лишь в самый последний момент, и, кстати, до сих пор также не могут установить, как это произошло; главное — была ли эта ракета “болванкой” или, как утверждают поляки, была все же оснащена ядерными боеголовками?
И вот, пожалуйста — “Договор о совместной защите стратегически важных объектов”: Международные силы, сформированные ООН, взяли под контроль не только все атомные станции, что еще ладно, пускай, не только нефтепромыслы и важнейшие газопроводы, но и все пункты базирования боевых российских ракет. Командование ими теперь осуществляется лишь в режиме “двойного ключа”. И вот, пожалуйста — “Договор о совместном обеспечении безопасности гражданского населения”: патрули Международных сил пошли по улицам российских “стратегических городов”. Местная администрация ныне обязана согласовывать с ними каждый свой шаг. Ну и, разумеется, как венец всего, как облатка, смягчающая фармацевтическую горечь лекарства, — утешительный “Договор о территориальном суверенитете России”: Международное сообщество в лице того же ООН гарантировало ей полную и всеобъемлющую правомочность в пределах нынешних официально утвержденных границ. Никаких изменений государственной целостности России не будет. Политическая юрисдикция над всеми ее территориями будет сохранена. Именно поэтому, кстати, ни одно государство мира не признало пока ни Сибирскую Федерацию, ни ДВР, ни Уральскую Республику, ни тем более Южную Республику — Славию, ни Республику Саха, ни Чукотку, ни Калмыкию, ни Татарстан… Правда, как считает Макар Панафидин, это только пока: через какое — то время, несомненно, произойдет следующая итерация.