Мы не твои
Шрифт:
— А что случилось с Леонидом?
Почему Илика так волнует Леонид?
— Его отпустили. Я… я призналась, что все придумала. Он похоронил маму и…уехал куда-то. Оставил бабке денег на мое содержание. Сказал, что будет присылать еще.
— Присылал?
— Регулярно. А бабка врала, что никаких денег нет.
— Ты… ты сейчас общаешься с ним?
Общаться, с ним? Зачем? Он… он ненавидит меня. И правильно делает. Он так и сказал.
Нет, не правда. Он не говорил…
— Надя, если тебе будет нужна моя помощь —
Я видела, что у него поседели виски. И слышала… слышала его разговор с Товием.
— Нелепо, понимаешь… нелепо ждать двадцать лет, а потом… несчастные полгода счастья! Полгода, Товий…
— Ленька, Ленька… Глупый. У тебя были эти полгода, понимаешь? Были! А у кого-то их нет и не было. И не будет. А ты… ты еще молодой, ты…
— Заткнись, Коршун, прошу тебя. Просто заткнись… Я… я дышать без нее не могу, понимаешь? Дышать…
И я не могла без нее дышать.
Я так думала.
Но вот… дышу. Несколько лет дышу. Живу. Хожу. Пытаюсь как-то искупить…
— Воробушек…
— Что? — теперь я не узнаю свой голос. Словно я кричала, срывая связки.
— Иди ко мне.
Всего три слова. Такие простые — иди ко мне.
А я не могу. Не могу…
— Извини. Мне пора. Спокойной ночи.
Я молю Бога, чтобы Илик меня отпустил. Я молю Бога, чтобы Илик меня удержал…
Он…дает мне встать.
— Прощай, Воробушек…
Глава 13
Я сказал ей «прощай» не думая, что на самом деле могу попрощаться со своим Воробушком. Но получилось так, что мы на самом деле словно попрощались.
Попрощались с отношениями, с чувствами. Словно ее рассказ о себе, такой открытый, честный, выстроил между нами стену.
Я-то, дурак, думал, что ее оттолкнет моя история. Я ошибался.
Понимал, что она изменилась не потому, что услышала обо мне, а потому, что рассказала о себе.
Как будто она сама, вспомнив свою историю, вспомнила и о том, что запретила себе быть счастливой.
Какое самомнение, Ильяс Александрович! Думаешь, она может быть счастливой рядом с тобой?
Ты же не человек! Ты… полчеловека. Еще и слепой.
Хорошее «счастье»!
И права, Надежда, что старается всячески оградить себя от меня.
Утром, после того вечера откровений Надя не пришла. Я просил горничную передать Воробушку, что я жду, но…
— Надя заболела, Ильяс.
— Заболела? Чем?
— Голова болит, температура поднялась.
— Врача вызвали?
— Сейчас приедет Самад Амирович, посмотрит её.
— Может, лучше вызвать «скорую»? Как она? Я хочу ее увидеть… то есть… мне надо к ней.
— Не надо, Ильяс, она просила, чтобы я запретила вам приезжать, мало ли. Если это серьезная инфекция? В вашем состоянии…
— К чертям собачьим мое состояние! Я поеду к ней!
— Ильяс, не стоит, — это зашел доктор Самад. — Я
— Я могу хотя бы к двери ее подъехать, спросить нужно ли ей что-нибудь? Может… она чего-то хочет?
— Ильяс, мы все сделаем, мы ее не оставим, — Гуля, конечно, девушка хорошая, и я не должен срываться на неё, но очень хочется!
Разве Воробушек им скажет, что ей что-то нужно? Она и мне не скажет!
Я тогда распорядился купить ягод, фруктов, сделать ей морс облепиховый по маминому рецепту. Еще десерты заказал — знаю, все девчонки их любят, эти французские пирожные, которые то ли макароны, то ли макаруны. Эклеры еще. Такая малышка как Воробушек должна любить сладкое.
Гуля передала «большое спасибо» от Нади.
Большое спасибо и все?
Впрочем, а что она еще должна передать?
Надя вернулась к работе только через десять дней. И сразу стало ясно, что… что на поцелуи я больше не могу рассчитывать. Она старалась держаться на расстоянии. Говорила мало.
А потом приехал Тамерлан с этим отродьем Алиевых. Я не мог понять, зачем он притащил ребенка Мадины?
— Мадина умерла, Илик, сразу после родов.
— И что? У нее есть родня.
— Ты знаешь, что в их семье все еще хуже, чем у нас.
Да, я знал, глава семейства — отец Мадины погиб в аварии, его жена позже умерла, клана Алиевых просто больше не существовало. Постарался Рустам, начальник службы безопасности Тамерлана, это он собрал людей, друзей, всех, чтобы помочь нам избавиться от Алиевых. Я тогда очередную глупость сотворил, когда узнал, что Зои больше нет. Так бы, может, и не сидел бы сейчас в этом кресле. И мог бы увидеть своего Воробушка…
Нет, если бы я не пострадал, то вообще никогда бы не узнал о том, что живет где-то на свете такая девушка, Надежда Воробьева.
— Избавься от ребенка, Там. Он нам не нужен.
— Это не тебе решать, Ильяс. По документам сын мой. Его родила моя жена. Официальная жена. Так что.
— Это неправильно…
— Неправильно отдавать малыша этим шакалам! Я его сам воспитаю. Человеком сделаю! Он мой наследник. Единственный.
Я замолчал, понимая, что если бы не я, у брата была бы другая жена. И другой малыш. Тот, которого носила Зоя. Из-за меня она его потеряла. Из-за меня она потеряла все. И любовь, и жизнь, и ребенка.
Поэтому я и не имею права даже мечтать о счастье. И о Воробушке.
И правильно она делает, что держится на расстоянии.
Я снова холоден с ней. Язвлю, правда, реже.
И не позволяю себе никаких сомнительных шуток. Мы снова просто пациент и сиделка. Очень, очень далекие друг другу люди.
Но меня с каждым днем все больше раздражает все вокруг.
И я постоянно слышу плач младенца! С ума схожу от этих воплей!
— Почему он так орет? Его что, никто не может заткнуть?