Мы не твои
Шрифт:
— Илик, ты не переоделся, весь мокрый и липкий.
— Да, не успел, поможешь мне? Помоешь меня в ванной?
Не могу думать о Зое и Таме. не сейчас… может… позже…
— Как тогда? — чувствую улыбку в ее словах, вспоминаю, как она меня феерично окатила из душа.
— Можно и как тогда. Но лучше… лучше по-другому.
Мне очень хочется по-другому. Она и я. Вдвоем. В джакузи… Все в моих мечтах. Только пока это нереально. Пока…
Уже который раз за сегодняшний день я думаю о том, что будет, когда
А имею ли я право мечтать об этом?
— Я помогу тебе в душе.
— Да, спасибо, Воробушек…
Она везет меня в ванную комнату, аккуратно снимает майку, которая прилипла к телу и нестерпимо пахнет апельсином.
— А ты сама выпила сок.
— Нет, забыла его там, в кафе.
— Закажи в номер, закажи литр, я дико хочу пить.
— Хорошо.
— Ты грустная. Из-за Алисы?
Хочу спросить, знает ли Надя о Зое, но не успеваю, понимаю, что мой Воробушек плачет.
Нащупываю ее тело, притягиваю к себе на колени, забивая на то, что я липкий, грязный. Помоемся вместе потом.
— Что ты? Что ты, сладкая? Ты… из-за Элис расстроилась, да? Или…
— Я знаю про Зою… Илик, что теперь будет с Тамерланом?
Если бы я знал!
Что теперь будет с нами — этот вопрос Надя не задает, но я его чувствую, слышу в ее тихих слезах.
Я хотел бы ей сказать, что все будет хорошо. Но… пока я сам ничего не знаю.
Знаю только, что хочу любить ее. До изнеможения, до боли, до слез…
Как в последний раз. Надеясь, что последним он не будет.
Она спит у меня на груди, когда я слышу, что мой телефон ожил.
Тамерлан…
Глава 25.
Мне страшно говорить с братом, потому что я не знаю, знает ли он. Знает ли о Зое…
И я не хочу быть тем гонцом, который несет дурные вести. Совсем не хочу.
— Алло, да, брат?
— Ильяс… — по голосу я понимаю — Тамерлан в курсе. Понимаю по интонации, по тембру, по боли, которая тянет изнутри…
Он в курсе. Ему все известно про Зою, и это…
Эта информация настолько разрушительна для меня, что я даже не знаю, что говорить. Что я могу ему сказать?
— Ильяс, я… я могу зайти к тебе?
Обнимаю спящего Воробушка. Мне не хочется будить ее, тревожить, я чувствую, что она даже во сне напряжена и переживает.
Но и отказать брату я тоже не могу.
— Зайдешь?
— Да. Я буду у тебя через пять минут. Выйди в гостиную, чтобы… Я знаю, что Надя у тебя. Не хочу ее беспокоить.
— Да, Там… я выйду. — в горле пересыхает.
Не то, чтобы я не хотел афишировать наши отношения с Надей. Но точно не так! И… не в этой ситуации, когда Тамерлан…
— Ильяс, что случилось?
— Спи, маленькая. Все хорошо. Мне просто нужно встать.
— Зачем?
— Надо, Воробушек,
— Сейчас ведь еще день, зачем мне спать?
— Ну… может затем, что я намерен не давать тебе спать ночью?
Слышу, как она хмыкает, наверное, покраснела. Представляю как ее фарфоровую кожу, которую никогда не видел, заливает нежно розовый румянец.
— У кого тут красные щечки? Кто стесняется?
— Я. Стесняюсь, когда ты так говоришь. Сама не знаю почему. Вроде бы уже не должна…
— Не должна. Особенно меня ты не должна стесняться, хорошо?
— Я стараюсь. Но… ты сам понимаешь, мне… мне не просто.
— Конечно понимаю, малышка. Лежи, я… — понимаю, что мне нужно сказать ей, — сейчас Тамерлан зайдет.
— Ох… Он… Он знает?
— Кажется да.
Она обнимает меня за шею, прижимаясь. Я чувствую дрожь ее тела.
— Милая, все будет хорошо.
Говорю, чтобы успокоить ее, но понимаю, что хорошо не будет.
Не сейчас.
Чёрт.
Не в этой жизни.
Но как бы мне хотелось, чтобы все-таки… Чтобы все-таки хорошо было!
В дверь стучат. Я знаю, что это Тамерлан.
Накидываю футболку, натягиваю спортивные шорты — хорошо, что Надя все-таки взяла одни. Одеваться я давно привык сам.
Залезаю на коляску. Ноги мои как дерево, хотя… Хотя я узнал у Самада, что можно хотя бы пытаться делать, чтобы они не превратились в совсем уж бесполезный хлам. Сам не знаю, зачем это мне. Я же не собираюсь вставать на ноги?
Или… собираюсь?
Ради Воробушка я мог бы попробовать.
Ради моей маленькой, некрасивой, бедной девочки…
— Ильяс, откроешь?
— Да, брат, минуту.
Подъезжаю к двери. Если бы я знал, что должен сказать брату! Как… как помочь ему!
Я знаю, как сильно он любил Зою. Нет, не любил. Любит. Любит до сих пор. И сейчас, наверное, еще сильнее чем тогда.
Как-то он попытался объяснить мне свои чувства. Но в тот момент я не был готов слушать и понимать.
Он сказал тогда, что, наверное, не любил ее достаточно сильно, чтобы не отпустить. Чтобы не допустить того, что произошло. Он посчитал, что чувства к женщине не настолько важная вещь в его жизни. Важнее долг, семья, клан.
— Оказалось, это все не важно. Я мог бы сохранить все, если бы не был таким идиотом, тщеславным идиотом. Мне казалось, я делаю что-то очень серьезное, важное… возомнил себя, бог весть кем. А на поверку оказалось, что я просто дурак, который… Который виновен в смерти любимой женщины. Если бы не я…
— Если бы не я, Тамерлан! Это я во всем виноват.
Тогда я не захотел больше говорить с братом, распсиховался, вел себя как… как малолетний кретин.
Сейчас я стал умнее. Надеюсь. Хотя я все еще считаю, что в той трагедии, которая разрушила нашу семью виноват только я.