Мы не твои
Шрифт:
— Тише… тише…
Потом мы целуемся. Долго. Очень долго.
И я снова думаю — где-то на самой периферии моих мыслей — что и представить себе не могла, что вот так целуются!
Это не просто прикосновения губ, проникновение друг в друга.
Это словно диалог, в котором мы рассказываем о себе, о своих чувствах!
Мне так хочется, чтобы он меня понял! Чтобы понял, что я люблю! Что мне так важно знать, что он это чувствует, что он ценит мои чувства!
Что он готов ради них…Ох, нет, это болезненная и запретная
И я боюсь об этом думать, потому что не уверена, что ради меня и моей любви Ильяс будет хоть на что-то готов.
Но пока мы целуемся, пока его губы оставляют узоры на моем теле, пока его руки находят на нем самые чувствительные точки, я буду наслаждаться!
О плохом и неизбежном я подумаю потом. Ладно?
Пока… пока дайте мне насладиться тем, что называется «любить и быть любимой».
Ведь если… если все это делается без любви с его стороны, тогда я не знаю, как быть.
Возможно, мне так хорошо просто потому, что я сама люблю? Возможно.
Но я позволю себе на эти мгновения поверить, что любит и он.
Как же не хочется останавливаться! Как не хочется возвращаться в реальность!
Особенно, когда его губы творят такие вещи! И его руки!
И я тоже учусь дарить радость и губами и руками. И… всем своим существом!
Выгибаясь навстречу, всхлипывая от переизбытка эмоций. Проваливаясь в небытие, на несколько мгновений теряя сознание.
Господи, как же мне хорошо!
Остановись, мгновенье…
— Надя… Воробушек? Будильник… Нам… нам пора вставать. Надо собираться. Мы… мы улетаем сегодня.
Ну, вот и все. Как там говорят? Финита ля комедия?
Не хочу! Но…
— Давай еще один раз, последний, пожалуйста!
— Последний? Почему последний, глупенькая? Ты… собираешься меня бросить? Учти, я… я тебя просто так не отпущу! Я буду за тобой охотиться. Пойду на телевидение, всем расскажу, как бессердечная птичка взяла и бросила слепого, искалеченного парня!
— Глупый…
Обнимаю его порывисто, прижимая голову к своей груди.
— О, да… вот так я готов провести остаток жизни.
— Правда? Ты… ты правда хотел бы?
— Почему ты сомневаешься?
Потому. Очень простой ответ. Потому что я знаю, мы выйдем из номера в реальный мир и все изменится! И никакие книги психологов ему не помогут.
Возможно, если Тамерлан все-таки решит заняться братом и наймет нормального специалиста, который объяснит Ильясу, что нужно двигаться вперед — будет какой-то толк.
Но, я боюсь, Тамерлану сейчас не до Ильяса и его проблем — у него своих хватает.
Да и… не факт, что Ильяс, взявшись за свое здоровье, обретя возможность видеть, встав на ноги, захочет видеть рядом с собой меня — маленькую, некрасивую, бедную девочку.
Мне самой уже до чертиков надоели эти эпитеты, но… Что поделать? Раз я сама стала о себе так говорить?
Рядом с Иликом прекрасно смотрелась бы Алиса. Думаю об этом и
Смотрю на Илика, провожу подушечками пальцев по его лицу, словно стараясь срисовать его, запомнить.
— Ты чего, Воробушек?
— Ничего. Просто… люблю тебя.
И он снова молчит в ответ…
Глава 27.
Никогда еще возвращение домой не было для меня таким тяжелым.
Я даже хотел попросить Тамерлана, чтобы он дал нам возможность остаться. Мне и… Воробушку.
Лежу ночью, обнимая ее за плечи, перебирая в руках её шелковые волосы и думаю. Утром я попрошу Самада отвезти меня к номеру брата, зайду к нему, скажу, что… что мне хочется еще немного побыть тут. Что я чувствую себя тут лучше и вообще, может мне есть смысл обратиться к местным медикам, вдруг они как-то смогут мне помочь?
Я знаю, брат не отказал бы мне.
Маме тоже можно остаться тут. Надя рассказывает, что по утрам моя мама ходит гулять с Сыном Тама и няней. Говорит, что мама посвежела, похорошела даже, признавалась ей, что чувствует себя лучше.
Мама заходила ко мне, спрашивала у Нади — как я, и мне кажется, поняла, что мы теперь не просто пациент и сиделка. Правда, у меня она ничего не стала спрашивать. Да и у Воробушка тоже.
Не знаю, нравится ли маме то, что я теперь не одинок, и что моей девушкой стала именно Надежда. Я помню тогда, еще в той, прошлой нашей, счастливой семейной жизни мама любила повторять, что сначала женит Тамерлана, а потом и мне найдет самую красивую и покладистую невесту. На что я всегда отвечал, что лучше останусь холостым, чем доверю моей маме выбор. На самом деле тогда я, скорее, шутил. Мама была для меня авторитетом, я просто не думал о женитьбе, вот и все. Хотел погулять подольше. Погулял…
Потом Тамерлана женили, не без моей помощи. Что из этого вышло — все знают.
Вышло, что Там несчастен, растит чужого сына, а теперь еще, оказывается, у него есть родная дочь, но он никогда не сможет быть рядом.
Брат пока ничего не сообщил матери об этом, и я тоже не буду говорить.
Вспоминаю о том, как рассказывал мне Тамерлан о дочери Светлячка, и…
Моя мечта остаться на Кипре рассыпается, как карточный домик.
Я не могу просить у брата разрешения остаться тут.
Потому что сам Тамерлан не может остаться.
Я знаю, он не останется. Это точно.
И мы должны уехать.
И вообще…
Имею ли я право на моего Воробушка, если его Светлячок…
Усмехаюсь горько.
Воробушек, Светлячок… Почему мы с братом именно так называем наших любимых? Не по имени. Придумываем такие забавные прозвища. Впрочем, Воробушка не я придумал. Это Надя сама сказала, что она Воробушек.
Я помню, что в тот момент был дико зол. Не на неё. На весь мир. Вообще. Не мог остановить ярость, сжигающую меня.