«Мы одной крови». Десант из будущего
Шрифт:
Где-то в середине дня стало чуть тише, немцы с мамалыжниками подвыдохлись, да и с Тамани наша артиллерия не так активно била – видимо, снаряды берегла.
Уже в сумерках румыны еще чуть продвинулись. Говорили, специальные какие-то мамалыжники – «горные стрелки». Что ж им, скотам, в своих горах не сиделось?
Пришел Гельман. Живой. Поставил винтовку:
– Одного точно свалил. Да, не зля ходил. К нам штаб дивизии пелеходит.
Действительно, КП дивизии, каким-то чудом не разбомбленный в своем бункере днем, перебрался в блиндаж морского батальона. Это близко. Значит, сюда немцев точно не пустят.
Ночью было легче. Снова
На море опять дрались – тарахтели пушечные автоматы, мелькали едва видимые трассеры, потом включилась немецкая артиллерия. Тонул метрах в двухстах от берега наш тральщик, горел понтон [74] …
Один из катеров все-таки прорвался. Разгружали боеприпасы. Марина не знала, как о катере прослышали, но все, кто был в сознании, зашевелились, застонали. Кто шевелиться не мог, просто смотрел. Ефимовна с кружкой ходила, поила, ворчала – «терпите, не ворохайтеся, никого не забудут». Сержант Шведова врать не могла – у берега раненых куда больше, чем в Подвале. В эту ночь всех точно не заберут…
74
При попытке прорыва в ожесточенном бою погибли РТЩ-398 и понтон № 3. Бот ПВО-25 подобрал раненого моториста с тральщика, больше спасенных не было.
Не слишком милосердна была санинструктор Шведова. Уж уродилась такая. Эгоистка и дура. Людей бы утешить, а ведь ни о чем не думалась, кроме того, что на севере, за Керчью, все замолкло. Утром и там жутко громыхало – атаковала со своего плацдарма Приморская армия. Но не пробилась.
Ушел катер с ранеными [75] . И о Большой земле напоминали лишь урчащие во тьме, а то и скользящие с выключенными двигателями бипланы. Падали из беззвездной тьмы посылки с консервами и патронами…
75
Бот ДБ-5 был последним катером, пробившимся в действующий Эльтиген. Он доставил 4,2 тонны боеприпасов и 12 человек (или 15 человек, если для художественной достоверности отклониться от исторической). ДБ-5 удалось вернуться, пробиться сквозь заслон и дойти до Кроткова. Бот вывез с плацдарма 26 человек.
Марина вроде дремала, перевязывала, топила печурку, принимала-считала консервы для раненых, вскрывала банки, пыталась кормить и поить, пила кипяток сама. Чистила тарань Гельману – уроженец Белгорода обращаться с вяленой рыбой вообще не умел. Ничего Шведова не помнила и все запомнила – может, уже знала, что считаные ночи Подвалу остались?
5 декабря началось с грохота. Немцы били чем-то жутким [76] – часть свода рухнула, хотя взорвался тяжелый снаряд где-то у моряков. Марина с фельдшером выкапывали из-под камней раненых, Ефимовна охала, пыталась встать – ей сильно зашибло ногу.
76
В
В 9 часов утра немецкие самоходки прорвались к каменоломням в пятистах метрах восточнее колхоза. Обнаглели и поднялись с земли румынские пехотинцы. В нашем 1337-м полку в траншеях были все, кто мог стрелять, включая лично комполка. Может, и не удержались бы, но дельно помогали штурмовики…
Враг наседал со всех сторон. Прорвавшиеся «штуги» развернулись, ударили в тыл нашим у высоты 56,7. Попятился 1331-полк…
Днем была пауза. Немцы и мамалыжники перегруппировались, ударили с новой силой. Жечь самоходки было нечем, наши огрызались, вновь пятились. К 16 часам вся южная часть плацдарма оказалась у врага. Остатки 1337-го отошли в третью траншею, идущую вдоль западной окраины поселка, и в подвалы домов…
…Бой шел прямо над головой. Часы, оставленные Гельманом, встали, но, судя по всему, пора было идти за водой. Марина, взяв ведро и малый бидон, выползла во двор. Яблонь за развалинами уже не было видно – совсем порубило. Рядом бил короткими очередями пулемет – Марина слышала, как звякают гильзы. Красные странные сполохи мелькали за хатами, словно живые змеи вились-ползали по разваленным стенам.
– Огнеметами фриц жжет, – сказал боец, набивающий пулеметный диск под прикрытием остатков забора. – А ты далече собралась?
– За водой.
– Это к берегу. А может, и у моряков есть, – рассудительно произнес первый номер и дал экономную очередь. – А ну, за танк пшел, сука! Ага, не успел, б…!
– Миша, ты че? – укоризненно заворчал заряжающий.
– Виноват. Отвлекся. Давай мне полную «сковородку» – и за угол отползаем. Демаскируем больничку. А ты, сестричка, к берегу мотнись. К морячкам сейчас тоже рискованно. Много вас там, под камнями?
– Сорок один раненый.
– Много. Плохо. Как же вы так? – боец вздохнул. – Да ты не стой столбом, мигом спилят…
Пулеметчики полезли к соседним развалинам. Марина на миг приподнялась над камнями – разглядела какую-то угловатую развалину шагах в ста. Груда, освещенная заревом, вдруг шевельнулась – отчетливо крутилась гусеница, подминающая жерди сарайчика. Танк…
Марина свалилась в траншею, но пройти далеко не смогла – все сплошь разворочено. Лежал убитый, дым несло над самой землей – дышать нечем.
– Шведова, ты куда навострилась? – Навстречу ползли двое.
Марина узнала старшину из санбата, вместе с санитаром он волок знакомый бачок с пресной водой.
– Я уж думала, не придете. Навстречу…
– Вот смешная. «Навстречу». Да тут все так перепахали. Прям заблудиться можно. Сама-то донесешь? Давай перельем.
Журчала вода, наполняя ведро. Засвистело над головой – санитар прикрыл ведро грудью. Бухнуло, пропели осколки мины – мимо.
– Вот же б… – сказал грубый старшина.
– У нас там танк рядом. И огнеметчики…
– Отобьют, – уверенно сказал старшина. – Огнеметчики-говнометчики. Отобьют. Но ты, Шведова, будь готова. И воду не разлей…
К чему быть готовой, Марина не поняла. Воду донесла, правда, порядком натрусилось в ведро мусора. Но так всегда бывало…
Отбивались из углубленных, переделанных в доты подвалов поселка наши стрелки. Горела на стенах и в воронках огнесмесь. Пробиться дальше немцы не могли. Но от позиций 1337-го полка до пристани оставалось всего ничего.