Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
— Кто-то уже нацепил фотки голой Мари Чествик на стену? — предположила Ли, толкаясь локтями, чтобы не затеряться в толпе со своим маленьким ростом.
— А она не разве не забеременела?
— Уже третий раз по счету. Ее гиперактивная вагина, что, вообще не делает перерывов?
— Какая разница? Сиськи у нее с каждым спиногрызом становятся все больше. Вот черт, я должен это видеть! — Дэнни включил режим «Соник Икс» и в момент помог нам пробраться в самую гущу толпы. Если дело касается
Но это были не фотографии Мари Чествик. Весь стенд занимал мемориальный алтарь, украшенный ленточками из нежно-розового атласа, обставленный горящими свечками, открытками и скорбными соболезнованиями.
«Покойся с миром, Линда Вест!»
Так гласил заголовок баннера над фотографией худой, сморщившейся девочки, лежащей в больничной койке с тысячами иголок и катетеров, торчащих из запястий. Ее бледное лицо освещала блеклая, вымученная улыбка, которая не касалась взгляда грустных карих глаз.
Я искал Терезу взглядом.
— Не знал, что сестра Терезы умерла, — Дэнни печальным взглядом оглядывал девочку на фотографии. — У нее был рак?
— У нее была сестра? — удивилась Ли. — Кайл, ты не рассказывал...Кайл?!
Ее голос притупленным эхом доносился издалека. Лица людей расплывались, а фотография передо мной росла. Она топила мир в бездонных карих глазах, из которых потоком текла горечь. Она намочила подошву моих кед. Боль сковала горло, мешала дышать.
До меня только потом дошло, что я сорвался на бег.
Выход на задний двор школы пока еще был открыт, я выбрался на свежий воздух, сразу же закрыв за собой дверь. Через секунду я стоял на детской площадке, где малышня не водилась уже лет пять. Все карусели здесь давно заржавели, краска на крыше домика у песочницы облупилась, турники и скамейки были изрисованы граффити. Повсюду валялись сигаретные окурки и пивные бутылки.
На одной из скрипучих, прогнивших качель я заметил знакомую фигуру в расклешенной юбке и джинсовой ветровке на плечах. Тереза трясущимися руками пыталась зажечь сигарету.
— Тебе идет. — девушка вздрогнула от моего голоса, едва не выронив зажигалку из рук.
— Что?
— Новая прическа. — пояснил я.
— Спасибо. — хмуро выдала она.
— Не знал, что ты куришь.
— Попробуй тут не закурить, когда тебе каждую секунду тычут снимком мертвой сестры в лицо. — я помог ей зажечь сигарету и прикурил свою следом. — Чертовы формалисты.
— Так это была не твоя идея?
— Конечно, нет. Горячо любимые родители вместе с моим психотерапевтом решили, что это «поможет мне смириться с болью утраты». — она грустно усмехнулась. — Тот снимок, он один из ее последних, она была давно мертва к тому времени. Теперь кажется, что она просто девочка с лейкемией. Словно до болезни вовсе не существовала.
— Как ты? — спросил я.
— Не знаю. — Тереза потерла большим и указательным пальцами уставшие глаза. — Я здесь и не здесь. Как во сне, знаешь, когда кажется, что бежишь, но, на самом деле, не можешь сдвинуться с места.
Она повернулась ко мне и начала пристально разглядывать.
— Что ты видишь, Кайл? — спросила она.
— Тебя, — ответил я, изучая ее.
— Нет, — она покачала головой и потянулась к моим очкам, стянула их с переносицы и снова уставилась на меня. — Что ты видишь?
Сначала я не видел вообще ничего, просто размытое, слишком светлое пятно. А потом мир перевернулся.
Розы. Из Терезы росли розы. Они были повсюду, обвивали ее с головы до ног, царапая шипами нежную кожу, отчего в некоторых местах проступала кровь и синяки. Тисками ветви сжимали ее горло так сильно, что каждый вздох, должно быть, причинял боль. Розы были насыщенного алого цвета, все, кроме той, что росла из ее груди. Угольно-черный бутон прорастал из самого сердца, уродливый и прекрасный одновременно, он сжимался и разжимался вместе с ее размеренным дыханием, выпуская из себя мутный, грязный дым, похожий на дым сигареты, тлеющей у нее между пальцев.
— Я вижу горе, — сказал я, проглатывая ком, застрявший в горле.
Тереза рассмеялась, покрутив очки на пальцах. Стебли роз задрожали, трепеща маленькими, скукожившимися листьями.
— В этом и есть наша проблема, Кайл. — застыв напротив меня, она аккуратно одела на меня очки. — Ты никогда не видел во мне ничего кроме горя. — тихое заявление повисло между нами обрывком прошлого. Руки Терезы оказались на моих плечах, ее мягкие губы осторожно коснулись лба.
За призмой темных линз розы начали увядать, врастать обратно в кожу Терезы, пуская свои корни в жилки вен. Ранки на тонких руках затягивались, всасывая капельки алой крови. И только разбитое сердце девушки оставалось все таким же разбитым и растоптанным, полным мертвыми корнями цветов.
Она уже развернулась, чтобы уйти, но через пару шагов нерешительно застыла на месте.
— Придешь на мою вечеринку сегодня? — спросила она бодрым голосом.
— Сегодня?
— Да, не удивляйся. Это ей-плевать-на-смерть-сестры вечеринка, а еще она-бездушная-стерва вечеринка и вечеринка лучше-бы-умерла-ты-а-не-твоя-сестра. Так что приходи, будет весело.
— Ты уверена, что справишься?
— С чем? С весельем? Глупый вопрос. — она закатила глаза.
— Ты знаешь, о чем я, — спрыгнув с качель, я подошел ближе.