Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
— Братан, я твой должник по гроб жизни! — в сердцах благодарил меня Мэтт, когда я передал ему готовые бланки.
Я почти уверен, что каждый второй учащийся этой школы говорил мне что-то подобное.
— Мистер Андерсон, — Ковальцки остановил меня на выходе из класса. — Мистер Стокер получит высокий балл за сегодняшнюю работу, не так ли?
О-оу.
— Конечно, — как ни в чем не бывало улыбнулся я. — Мэтт так
— Не сто?
— Никто не может получить сто.
— Вы можете, верно? — он протянул мне две моих проверенных работы с суммированными двумястами баллами.
— Везучее исключение, — пожал плечами я, едва окидывая взглядом тесты.
— Насколько мне известно, мистер Андерсон, ваш отец преподавал в местном колледже до того, как начал заниматься научными исследованиями в области молекулярной физики? — спросил он.
— Боюсь даже спросить, откуда вы знаете.
— До того, как мне довелось обучать вас, я считал его самым блестящим студентом, которого только видел.
Я и забыл, что Ковальцки уже старый, как мир. На вид все было не так уж и плохо, до смертного одра ему еще далеко. Хотя в таком возрасте самое время впадать в маразм и запасаться подгузниками для взрослых.
— Должен признать, что вы все же затмили успехи отца. — тем временем продолжал он. — Мы с ним до сих пор поддерживаем связь, и он очень гордится вашими достижениями.
Последнее письмо, которое от отца получал я, было с прикрепленными файлами научных статей. В итоге выяснилось, что он спутал меня со стажером, которого тоже звали Кайл.
— Как мило, — выдавил я.
— Так вы пойдете по стопам своего отца?
Я пожал плечами, привалившись задом на парту позади себя.
— Вы определились в отрасли своей профессии?
— Я думал стать инструктором по вождению.
Мистер Ковальцки не оценил моего чувства юмора. Как всегда.
— А что насчет Нью-Йоркского университета?
Я не смог подавить смешок.
— А там учат на инструкторов по вождению?
Учитель покачал головой.
— Вы очень одаренный ученик, Кайл, способнее всех, кого я видел за все двадцать лет своего преподавания, и вы должны распоряжаться своим умом правильно. Любое учебное заведение Америки примет вас с распростертыми объятиями.
— Я все равно не смогу получить стипендию...
— Вы участвуете в школьной баскетбольной команде, вы победитель
Меня все подмывало спросить, можно ли назвать репетиторством то, что я беру деньги за письменные курсовые и объемные рефераты, которые делаю для выпускников колледжей и своих знакомых из других школ.
— Вы только должны действительно захотеть, Кайл, и у вас все обязательно получится.
Сказав еще что-то насчет потерянных парковочных мест для инструкторов по вождению, я поблагодарил учителя и вышел из класса.
Вот в такие моменты меня действительно смущает тот факт, что я самый большой осел на свете и просто не способен оправдать всех тех надежд, которые на меня возлагают окружающие.
Лига Плюща? Боже, я родился в городке, где полиция занимается расследованием убийства собаки, найденной в местном парке с ножевым ранением в брюхе. Лиге Плюща я нужен столько же, сколько кампании, которая тридцать лет не платит за аренду сорокаэтажного здания — проверка налоговой инспекции.
В коридорах кампуса, где закончился урок нашего класса, было непривычно пусто. Ученикам нечасто удавалось заставать в стенах этой школы такую исключительную тишину. Кто бы знал, что эта пустота умеет давить тяжелее, чем коктейль визгов, ругательств и раздражающего хихиканья.
Я остановился в, возможно, моем самом нелюбимом месте во всей школе и с мазохистским удовольствием оглядывался вокруг. Напротив меня находилась АСТ стена. АСТ — это то, через что проходят все выпускники по нескольку раз в год. И это даже не мысль о самоубийстве (хотя очень близко). Это экзамен. На кафельной стенке, прямо над большой аркой, ведущей в правое крыло школы огромными буквами выведено АСТ 30+ CLUB, а рядом, почти под самым потолком чем-то похожим на несмывающийся маркер с толстым стержнем в столбик написаны имена учеников, которые сдали этот экзамен более чем на тридцать баллов.
Каждый раз, проходя мимо этого места, я чувствовал какой-то внутренний пинок, словно мне его давало собственное подсознание. «Ты можешь быть на этой стене» — назойливо нашептывал премерзкий голос в голове. И у меня действительно были все шансы увидеть свое имя в этом коридоре.
Но я не хотел быть дурацким именем на стене. Повиснуть там, пока холодные поверхности не покроются плесенью, пылью или отвратительным баннером о Весеннем балу. Имя должно отпечатываться в истории, а не в пространстве между темными кафельными трещинками.