Мы сделаны из звёзд

Дилан Лост

Пусть мое имя никогда не фигурирует на грязных стенах этой затхлой школы, пусть память обо мне здесь сотрется вплоть до последней скуренной в учительском туалете сигареты. Пусть мое имя прозвучит позже, когда нельзя будет проигнорировать его, пройдя мимо в людном коридоре или прослушать его где-то в середине списка на вручении дипломов.

Моя профильная физика должна была начаться через тридцать минут, и я решил выйти на улицу, где газон напекали яркие лучи полуденного солнца.

Взгляд непроизвольно зацепился за яркое пятно около входной двери — мемориальный алтарь, сооруженный в память о Линде Вест. Сейчас его своими тощими спинами закрывала пара каких-то низкорослых парней, обоим, возможно, не больше шестнадцати. Они стояли там и мерзко гоготали, отчего я застыл на месте. Мне было далеко до звания пацифиста, но в своем окружении я вполне схожу за того, кто может держать себя в руках и рационально оценивать каждую ситуацию (когда ты дружишь с холериком Дэнни, у которого проблемы с контролированием гнева, и Питом — главным авантюристом штата, ничего другого не остается).

Но во мне вдруг что-то замкнуло.

Фотография Линды, возвышающаяся в центре стены, была испорчена. Ублюдки черным фломастером подрисовали девочке усы и оправу очков вокруг глаз. Не думаю, что я когда-либо за всю свою жизнь испытывал такой гнев.

Направляясь в сторону мелких паршивцев, все, чего я хотел — это свернуть их тонкие бледные шеи.

— Эй! — грозно окликнул я, размашистым шагом достигая мягких игрушек, наставленных на полу.

Они уже собирались смыться, когда я нагнал их и схватил за шкварники, со всей дури припечатывая к стенке.

— Да какого черта ты творишь, придурок?! — возмущался поганец, повисший на моей левой руке. У мальца только начал ломаться голос.

— Это вы какого хрена творите? — я с отвращением отшвырнул их в сторону. — Думаете, это круто — издеваться над мертвой девочкой?!

— А тебе вообще какое дело? Твоя подружка что ли? Не думал, что на таких уродин еще кто-то западает...

И я как с цепи сорвался. Валить на пол пятнадцатилетнего и пытаться выбить из него всю дурь — это низко, аморально, убого и просто недостойно. Это пришло мне в голову, когда из носа у парня пошла кровь. Но это меня не остановило. Меня не остановило и то, что его щупленький дружок с криком навалился мне на спину, пытаясь сдвинуть с места.

Очнулся я только тогда, когда услышал знакомый голос.

— Кайл! — Тереза присела на корточки рядом со мной и схватила сжатую в кулак руку, застывшую перед лицом уже плачущего подростка.

— Прости-прости-и-и... — скулил он, зажимая разбитый нос. — Я не хотел, мы с Роном просто поспорили!

Мне было уже наплевать. На его слезы, на его мольбы, на свои разбитые костяшки. Я смотрел в карие глаза Терезы, полные

испуга и боли.

Вокруг образовалась толпа людей, шепчущихся между собой. Не сомневаюсь, что теперь все только и будут говорить о том, как я мутузил малолетку на большой перемене прямо посреди школы. Они все смотрели на меня, как на животное в зоопарке, а я мог только прерывисто дышать, скользя по ним затуманенным от ярости взглядом.

— Посмотри, что они сделали. — сказал я Терезе, которая все еще смотрела на меня так...словно видит первый раз в жизни. — Они все испортили...

Тереза оглянулась на алтарь, и ни одна черточка ее лица не дрогнула. Она издала какой-то невнятный звук, похожий на грустную усмешку, и приподнялась. Я встал вслед за ней, поднимая хнычущего парня за собой. Толпа никуда не исчезла, народ, наоборот, прибавлялся с каждой секундой.

— Отпусти его, — сказала Тереза без капли злости или разочарования в голосе.

— Тесс...

— Отпусти, — настояла она. — Это неважно. Это все неважно. — она содрала со стены портрет своей сестры, всматривалась в него с секунду, а затем смяла и выкинула.

Та же участь настигла открытки, рисунки, стикеры с пожеланиями и выражением соболезнований. На пол летело все содержимое стеллажа: ленточки, кружева, кусочки нежно-розовой ткани.

— Глупые бумажки, — говорила Тереза, разрывая на части очередное скорбное письмо. — Знаешь, сколько я их перечитала за последнее лето? Их были сотни, Кайл, и все они — ложь. — ее руки с остервенением добирались до каждого уголка алтаря. — Письма — ложь, люди — ложь. Вранье, чертово вранье! — крикнула она, всеми силами потянув на себя стенд с кружевными украшениями.

Деревянная рама с грохотом ударилась о недавно намытый кафель. Испуганные младшекурсники уже давно высвободились из моего захвата и сбежали, проворно пробираясь сквозь образовавшуюся толпу.

Тереза пинала, раскидывала повсюду мягкие игрушки. Слезы текли по ее щекам. Я успел остановить ее перед тем, как она добралась до зажженных свеч и устроила в школе пожар.

— Тесс, эй, Тесс... — мои руки легли по обе стороны ее лица. — Посмотри на меня.

Она сжала мои запястья трясущимися руками и с закрытыми глазами слабо покачала головой из стороны в сторону. Слезы текли градом. Тереза выглядела такой уставшей, замученной и изможденной.

Это причиняло почти физическую боль.

— Тесс... — я шептал тихо-тихо и прислонил ее лоб к своему, когда она, жмурясь, отрывисто всхлипнула.

Ее ресницы дрогнули. Взгляд, полный капель слез, метнулся вверх, прямо к моему. Мы стояли близко друг к другу посреди глазеющих на нас зевак и, должно быть, выглядели как сумасшедшие.