Мы вернемся
Шрифт:
– Желание естественное. Со временем и эти проблемы решим. Не все сразу… Да, как с радиоприемником?
– Обещают скоро наладить.
– Поторопите, через три дня праздник.
– Будет сделано, – заверил Серегин.
За беседой незаметно прошло время. Стемнело. В комнату вошел Мишутка. Он зажег лампу, поставил на стол котелки с пшенной кашей, налил в кружки кипяток, уселся на топчан, сказал:
– Ешьте, а то все остынет.
– А ты почему не ешь? – спросил Млынский.
– Я во как наелся с матросами, – весело ответил Мишутка и для наглядности провел пальцем по горлу. А потом соскочил с топчана, подошел к столу и тихо
Млынский обнял Мишутку за худенькие плечики.
– Не беспокойся, сынок. Тетя Зина скоро вернется. Сбегай-ка еще за кипятком и ложись спать.
Когда Мишутка выпорхнул из комнаты, тревожно сказал Серегину:
– Может, действительно, что случилось? Может, Зиночку и деда Матвея захватили гитлеровцы? Сейчас же пошлите двух бойцов, как условились с Матвеем Егоровичем, к нему в поселок. Если там не окажется, пусть проберутся к озеру.
Вошел Алиев.
– Товарищ майор! Боевые группы сформированы, обеспечены боеприпасами и готовы идти на задание в любую минуту.
Млынский достал из планшета список личного состава отряда, другие документы, передал политруку.
– До нашего возвращения вы остаетесь за командира отряда. Следите за безопасностью базы. Под своим контролем держите подготовку к празднику.
– Праздник будет хороший, если, разумеется, вы благополучно вернетесь.
– А мы умирать не собираемся. У нас впереди уйма непочатых дел, – шутливо ответил Млынский.
Боевые группы вышли из лагеря на зорьке. К рассвету следующего дня подошли к исходному рубежу. Группа под командованием Серегина пошла в направлении железной дороги – она имела задание взорвать мост. Группа, которую возглавил Млынский, глубоким оврагом незаметно пробралась к огороженному высоким дощатым забором поселку, занятому гитлеровской воинской частью, и залегла поблизости в кустарнике.
Семен Бондаренко в штатской одежде, с повязкой полицая на рукаве, вышел на дорогу и уверенно зашагал к воротам, где стоял часовой.
– Хенде хох!
Семен послушно остановился и по-немецки сказал:
– Я полицейский, несу срочный пакет оберштурмфюреру господину Мольтке! – и показал заклеенный пакет.
– Гей цу мир!
Бондаренко медленно подошел к часовому, вручил пакет.
Было еще темно, и часовой, силясь разобрать адрес, вошел в освещенную проходную.
Как только он отвернулся, Семен всадил финку ему под левую лопатку, сдернул автомат с упавшего и хрипевшего часового, выскочил к воротам, дал знак товарищам.
Зорко наблюдавшие за ним бойцы через минуту были уже у проходной.
– Бондаренко и Октаю взять проходную и ворота под наблюдение, остальные за мной! – скомандовал майор.
Далее все шло по плану.
Взвод лейтенанта Кирсанова направился к штабу, мичман Вакуленчук повел матросов снять часовых у складов, остальные во главе с Млынским атаковали казарму. Действия бойцов были стремительны: в окна полетели гранаты, пытавшихся выбежать из казармы эсэсовцев скосили автоматными очередями.
Приказав подобрать раненых бойцов, Млынский повел свою группу к складам. Матросы задание выполнили. Оставалось сбить замки и по-хозяйски определить, что и сколько взять.
"Добра горы, а на себе много ли унесешь?" – думал майор. Очень жалко было ему оставлять трофеи, да что поделаешь.
– Товарищ командир, за складскими помещениями обнаружено пять крытых грузовых машин, – доложил подбежавший боец. – Что с ними делать прикажете?
– Да что ты? Одну машину загружайте ранеными, остальные подавайте под погрузку. Мигом!
Взвод Кирсанова тоже успешно выполнил свою задачу. Уничтожив оказавших сопротивление небольшую охрану и еще спавших штабных офицеров во главе с оберштурмфюрером и захватив документы, он вышел к воротам и присоединился к основной группе.
Когда машины покидали немецкую воинскую часть, взметнулись огромные языки пламени.
Позади каждой машины, заметая следы, тащилась разлапистая елка. Привязать их приказал Млынский.
В нескольких километрах находилось воинское подразделение гауптмана Зиберта, охранявшее железнодорожный мост. Перестрелки, которая завязалась между бойцами Млынского и эсэсовцами Мольтке, ни Зиберт, ни его солдаты просто не слышали. Зиберт поднял тревогу лишь тогда, когда ему доложили, что у Мольтке горят склады.
Зиберт кинулся на помощь Мольтке, впопыхах взяв с собой почти всех солдат, оставив охранять мост лишь несколько автоматчиков. Серегин воспользовался благоприятной обстановкой. Его снайперы довольно легко уложили часовых, а подрывники спокойно заложили тол.
– Всегда бы в такой обстановке работать нашему брату, – шутили они, когда закончили свое дело. – Положил взрывчатку, прикинул. Не понравилось – в другое место переложил ее, милую.
Взрыв был страшный. Мост приподнялся и тяжело рухнул в воду. Серегин вывел людей из камышей и стороной обошел усадьбу колхоза "Прогресс". У шоссейной дороги пришлось залечь: по ней в направлении железнодорожного моста неслась колонна грузовиков. Съежившись от холодного ветра, плотно прижавшись друг к другу, натянув на уши пилотки, в них сидели солдаты. За машинами, ревя моторами, двигались бронетранспортеры.
Когда шоссе опустело, группа Серегина пересекла его и кустарником вышла к лесу.
В это время группа Млынского уже достигла района Черного леса. Машины оставили в пятнадцати километрах от базы, замаскировав их. Боеприпасы и продовольствие перенесли на руках. Война научила: лишняя предосторожность лучше малейшей беспечности.
Утром Млынский вызвал Октая. Попросил рассказать о себе, о семье, а отпуская, неожиданно сказал:
– С завтрашнего дня приступайте к исполнению обязанностей моего адъютанта.
– Слушаюсь! Разрешите идти?
– Идите.
С трудом удержался не побежать. Хотелось с кем-либо поделиться своей радостью. С крыльца увидел проходившего мимо сержанта Бондаренко.
– Семен, друг, подожди!
Протянул руку.
– Поздравляю, Семен!
– С чем? – удивился Бондаренко.
– С успешным выполнением задания. Ты здорово снял часового. От тебя все зависело.
– Пошли тебя, ты сделал бы то же и так же, не хуже.
– Скромность – это, брат, хорошо, но когда у тебя радость, обязательно хочется поделиться с нею другу. Чтобы пополам ее разделить. Присядем, – показал Октай на перевернутый пустой ящик. – Вот как сейчас мне, – продолжал он. – Майор меня вызывал. Расскажи, говорит, о себе, о семье. Все честно рассказал. Таить мне нечего. Честно жил, честно живу, честно и погибну, если такая судьба. Правда, Семен, что он – чекист?