Мятеж
Шрифт:
Стоило мне только занять место за дальним столиком, мальчишка-турчонок, скорее всего, родственник хозяина, сын или внук, здесь так принято, подлетел ко мне. Обслуживание в Константинополе было на уровне, здесь пять месяцев в году спасался от холодов русский императорский двор.
– Бир бардак чай, – сказал я. Любой человек, проведший детство на побережье Черного моря, знал, как минимум, русский и турецкий на уровне примитивного общения, некоторые знали и армянский с грузинским. Очень жаль, что у рода Воронцовых не было особняка на берегу Каспия – тогда бы я знал фарси. При моей нынешней службе пригодилось бы.
Чай принесли почти сразу: горький, терпкий, в небольших чашках, выставленных на большое медное блюдо. Турки умели готовить чай и кофе, но пить чай они не умели. Если вам надо встряхнуться как
Действительный тайный советник Путилов не заставил себя ждать. Он напялил на нос очки и одет был как небогатый русский турист – просторная рубаха поверх брюк, легкие мокасины. Не самая худшая маскировка, учитывая, что он невысокого роста, как большинство турок, и запросто может смешаться с толпой.
Он заказал плов, сразу две порции. Видимо, проголодался в дороге. Плов в Турции хорош – с изюмом и многими другими специями, а мясо не такое соленое и жесткое, как в Средней Азии. Здесь скотина паслась в куда лучших условиях.
– Проголодался в дороге, – сказал он, подтверждая мои мысли, – из-за экономии теперь даже в самолетах Собственной Его Императорского Величества канцелярии плохо кормят. Министерство уделов заключило договор с какой-то компанией на поставку обедов, в том числе и на борт самолета. Так что блины с икрой теперь в прошлом – летаем, как в эконом-классе.
– Как ее зовут? – спросил я.
Принесли плов, по традиции не в тарелке – а насыпанный горой на блюде. Как уступка современным нравам, к блюду прилагались ложки и салфетки.
– Вы знаете ее настоящее имя, сударь, – ответил Путилов, принимаясь за еду, – мы посчитали слишком опасным легендировать ее имя и биографию. То, что она вам рассказала, это ее настоящее имя и биография.
Я заказал еще чай. Надо было сосредоточиться, а у меня это лучше получалось натощак. Как говаривал один из тех наших домашних слуг, кто, за неимением погибшего отца и занятостью деда, воспитывал меня в детстве, кровь приливает либо к голове, либо к желудку. Так что думать лучше на пустой желудок.
– Сколько ей лет?
Поймал себя на мысли, что едва не произнес «было». Увы, но я подозревал, что «было» – здесь вполне уместно.
– Двадцать семь. Она не сказала вам?
– Сказала...
Ну и что сейчас сказать этому человеку, столь увлеченно уписывающему турецкий плов с бараниной? Спросить – не стыдно ли? Вопрос будет глупым до невозможности – этот человек слова «стыд» не имеет в своем лексиконе. Он просто пользуется людьми, как пешками в стратегической игре, играет увлеченно и, надо отдать должное, – высокопрофессионально, это гроссмейстер высшего класса, если он сумел обмануть даже меня, человека, априори никому не верящего. Меня он «взял» на патриотизм, просто понял, на чем можно сыграть, – и сыграл. Марину он взял наверняка на любви к приключениям. Есть такие дамочки – дамами их нельзя назвать, как подобает настоящим дамам, они себя не ведут: их постоянно снедает какой-то зуд. Если у нее есть муж – она будет ему изменять, не потому, что не любит, а для того, чтобы испытать острые ощущения. Если на нее вдруг свалятся большие деньги, она непременно пойдет в игорное заведение, дабы пустить их по ветру, и тоже ради острых ощущений. Если у нее есть семья, но на ее жизненном пути возникнет роковой брюнет, как в синематографе, – она обязательно бросит все и побежит за ним, даже если головой будет понимать, что брюнету этому она совершенно не нужна. По сути, ей нужен муж и нужны вожжи, чтобы ее как следует учили этими вожжами – по заднице, простите – и после нескольких сеансов такого обучения зуд этот унимается. Так наши предки и поступали раньше, и было все благопристойно – но сейчас женщин бить вожжами нельзя, даже если заслужили. Эмансипация, понимаете ли. Равноправие.
Вот он и поймал ее на этом. Технический отдел – скорее всего, она подавала ходатайства с просьбой о переводе в оперативники. Хотя в оперативном отделе ей как раз и нечего было делать. Внезапно ходатайство удовлетворили: загранкомандировка в Персию, прикрытие – супруга посла, супруг – контр-адмирал флота, да еще и весьма известный в определенных кругах, потомственный дворянин, князь. Ну и заодно – маленькое задание, которое надо выполнить, пока супруг будет заниматься своими делами. Или несколько маленьких заданий. Я бы даже сказал, что в оперативники ее взяли с испытательным сроком, и это как раз и было ее испытание.
– Не глупо? – задал я единственный вопрос, который мог понять и осознать этот человек.
Вопрос пронял так, что Владимир Владимирович оторвался от плова.
– Почему? – недоуменно спросил он. – Как раз не глупо. На Востоке никто не ждет опасности он женщины, у персов и арабов это сидит в подкорке. Женщина – это низшее существо по сравнению с мужчиной и воином. До нашего прихода на Восток мужчина мог безнаказанно убить свою жену – и за это не было никакого наказания. Все внимание противника было приковано к вам – и вы, уж извините, сударь, развязали руки ей.
– Как бы то ни было, она пропала. Выходит, кто-то все же задал вопросы, которые стоило бы задать.
– Не забывайте, там есть аппарат главного военного советника, он не сидит сложа руки. Мы многому их научили за время своего пребывания, там есть очень опасные люди.
– Она выполнила задание?
– Скажем так – почти...
Путилов снова принялся за плов, ел он довольно неаккуратно.
– Кто она по специальности?
– Она? Ядерный физик. Ядерные технологии.
– Военного или гражданского применения?
По мельчайшей заминке с ответом – ответ я понял и без слов.
– Двойного... скажем так.
– Из инкубатора?
– Да...
Программа «Инкубатор» финансировалась полностью Его Величеством и была направлена на повышение интеллектуального потенциала России – но это только официальная трактовка. На самом деле это была программа технического шпионажа, во многом засекреченная. Первым этапом отбора детей в инкубатор было тестирование при поступлении в гимназии. Наиболее способные отбирались уже тогда, их сводили в специальные гимназии, которые были в любом крупном городе и которые специализировались на углубленном изучении нужных империи предметов – математики, физики, химии, биологии. Способным, выявленным в сельской местности, предлагали стипендию с первого класса и интернат в городе – при каждой такой гимназии был спальный корпус, и часть детей жила там. Мало кто знал, что уже тогда информация об этих детях убиралась из всех общедоступных источников, а в базы данных Министерства образования вводились искаженные данные. Потом – ключевой момент программы «Инкубатор» – большинство этих детей посылали на обучение за границу, причем плату вносили родители, на деле же – опять-таки субсидия Его Величества. Задача зарубежной стажировки была двоякой: узнать и понять, чего добились иностранцы в тех или иных секторах науки, завязать полезные знакомства в научном мире – и заодно по возможности разузнать то, что знать простым студентам не положено. Преподаватели Массачусетского технологического, обучая оболтусов со всего света, не знали, что среди них иногда попадаются студенты, которые знают предмет лучше профессоров и задача которых – не научиться, а понять, чего достигли на той стороне. Потом даже те, кто оставался работать там «по политическим мотивам», – были уже нашими людьми.
Ядерная физика и инкубатор. Интересное сочетание.
– Как я понимаю – ядерная физика это не просто прикрытие. Это ее реальная специальность.
– Верно. И она делает в ней большие успехи. По индексу цитируемости она вошла в ТОП-500 [65] , под псевдонимом, естественно.
– И какова же была ее задача?
Вместо ответа Владимир Владимирович улыбнулся. Мы понимали друг друга – без слов.
– Баш на баш, – сказал я.
– Интересно. Помнится, вы работаете на меня, в этом случае как-то... некорректно ставить условия, сударь, так не считаете?
65
Индекс цитируемости – показатель успеха ученых, количество ссылок в публикациях в соответствующих научных журналах. ТОП-500 – это высокий показатель, это значит, что Марина к двадцати семи годам была в числе пятиста лучших ученых по этой специальности.